o 8b191ad8675a2039

- Алексей Данилович, - остановил его стрелец, что стоял на страже. «А с покойницей-то что

делать? - он кивнул вглубь подвала.

-Что делать, что делать, - раздраженно сказал Басманов. «Свезите вона на кладбище

ближайшее и выбросьте там, пущай Христа ради похоронят в общей могиле».

Когда жену ввели в палаты, Михайло не узнал ее – ровно скинула Прасковья двадцать лет и

стала той же юной девушкой, кою он увидел когда-то в крестовой горнице у ее родителей.

Она вошла тогда и стала у притолоки, низко опустив голову с туго заплетенными косами –

«Будто кобылка с норовом - подумал тогда семнадцатилетний Воронцов. А потом Прасковья

вскинула на него глаза, и он отпрянул – лился из ее очей нездешний, лазоревый свет, и

будто все вокруг купалось в его сиянии.

И сейчас жена так же смотрела на него – не было между ними ничего и никого.

- Милый, - сказала она одним шевелением губ. «Михайло, милый мой...». Воронцов от стыда

склонил голову – руки у него были связаны за спиной, и он даже не мог прикоснуться к жене,

которую Басманов крепко держал за плечо.

- Оставь ее, - хмуро сказал Михайло окольничему. «Баба же, ничего она не знает».

-Так ежели ты знаешь, боярин, то и скажи, – пропел Басманов сладким голосом. «А то, не

дай Бог, с женой твоей, что нехорошее случится, так ты и виноват будешь. Но что-то мне

кажется, Михайло Степанович, что ведомо боярыне, куда сынок-то ваш делся. А ты не

молчи! - встряхнул он Прасковью.

- Дак не о чем говорить-то мне, - тихо ответила Воронцова. «Нет у меня другого сыночка,

окромя Степы, говорила я тебе».

Михайло взглянул на жену и с ужасом понял, что не знает – искренни ли ее слова. Взгляд

Прасковьи был затуманен, на губах была ускользающая, - будто и нет ее, - улыбка.

- Ну, смотри, боярыня, - Басманов толкнул ее к столу, - сама ж потом пожалеешь. Не доводи

меня до греха-то, расскажи все, откройся, и муж твой страдать не будет».

Прасковья медленно запела:

«Ночка темная, не спится,

Наша Марьюшка боится.

Ты, собачка, не лай,

Ты мне Марью не пугай!».

Она прервалась, и посмотрел на Басманова блуждающими глазами, сказала: «Холодно

Марьюшке отпусти меня, согрею я доченьку свою».

Окольничий кивнул стрельцам и те, развязав Михайле руки, усадили его напротив

Прасковьи.

- Ты, - наклонился к ней Басманов, «как мужу твоему зачнут раскаленными клещами ногти

рвать, ты в глаза-то ему смотри. Может, и жалко тебе его станет».

Дверь подвала отворилась , и через порог шагнул царь.

- Уберите тут все, - поморщился Иван Васильевич, указывая на кровь, медленно стекавшую

со стола. «И воды ведро принесите, надо мне, чтобы он в памяти был».

Царь встряхнул Прасковью за плечи. Та посмотрела на него мутными глазами.

- Ну что, допелась? – сказал Иван. «На твоих глазах муж твой страдания принимал, а ты

молчала, стерва? Ну, так сейчас ты у меня за это поплатишься».

Михайло, пришедший в сознание, медленно поднял голову. «Не знает она ничего, не

видишь, что ли? - едва слышно сказал он. «Ты убей нас лучше сразу, зачем тебе слезы

наши?»

- Затем, что ты, боярин, не понял еще, что такое боль, - подошел к нему царь. «Что тебя

пытали – так ты мужчина, знал я, что ты выдержишь, и не скажешь ничего, а как на твоих

глазах за твою жену примутся – уж, не сможешь ты молчать. Так, Алексей Данилович?»

- Истинно так, государь, - поддакнул Басманов. «Бабы да детки – их завсегда жальче».

-Разве ж ты сможешь смотреть на то, как страдает жена твоя венчанная, а, Михайло

Степанович? – спросил царь. «Она ж тебе Богом дадена, чтоб защищал ты ее и оберегал, а

ты ее на муки обрекаешь».

-Да ежели вы... – начал подниматься Михайло, но стрельцы навалились ему на плечи.

- Да ты что! – ахнул Басманов. «Да как ты мог подумать такое, боярин! Мы ж христиане, как

можно жену, венчанную хоша пальцем тронуть!»

-Нет, - окольничий улыбнулся, - нам того не надобно, ты нам и так все расскажешь, как

Прасковья твоя под кнутом окажется».

- Будешь говорить? – наклонился царь к Прасковье и вдруг отшатнулся – та плюнула ему в

лицо.

-Алексей Данилович, - сказал Иван, - медленно, спокойно, - очаг сюда подвинь и клещи на

нем нагрей. Пусть держат ее двое, али трое, а то она вырываться будет. И воды еще

принеси, холодной, со двора.

- Государь, она ж после этого и вовсе ничего говорить не сможет... – попытался возразить

окольничий.

- А и не надо, - ответил царь, переворачивая клещи на огне. «Зато как на плаху пойдет – так

молча».

Он крепко взял Прасковью одной рукой за горло, близко поднеся к ее лицу раскаленное

железо.

Михайло увидел, как расширяются глаза его жены. Иван одним быстрым, неуловимым

движением сомкнул клещи, изо рта Прасковьи хлынул поток крови и раздался крик – жалкий,

жалобный, тут же угасший.

Царь с отвращением разнял клещи и наступил ногой на отрезанный язык женщины.

- Да ты не лей, - приказал он Басманову, «ты голову ей в ведро окуни. Хочу я, чтобы она это

видела».

Женщина, мыча от боли, билась на полу, ровно рыба, раскрыв рот, ища глотнуть воздуха.

-Подними ее и тащи сюда, - сказал царь окольничему. «На колени поставь».

- Смотри, смотри, - сказал он женщине. «Смотри, как я мужа твоего сейчас холостить буду.