- А если не заговорит? – Федосья все еще держала руки Федора, и боязно, было ей
отрываться от них.
- Не видел я еще ни одного человека, что на дыбе-то не разговаривал, - мрачно ответил
Федор. «С Прасковьей-то удалось тебе увидеться? Что там у них?»
- Марья кончается, вряд ли и пары дней протянет, - Федосья помолчала: «Федор, а кого из
стрельцов Басманов на усадьбу-то к ним отправляет – знаешь ты?».
- Знаю, - Федор хотел что-то спросить, но жена остановила его:
- Ну, и скажи мне, а всем остальным уж я сама озабочусь.
- Коготок увяз – всей птичке пропасть, - пропел окольничий Басманов, улыбаясь, и обернулся
к Федору: «Я тоже дурак, Федор Васильевич, помнишь ли, как я отцов святых в
Андрониковом монастыре спрашивал?»
-Ну, помню, - ответил Федор и прищурил глаза – тяжело было при свете одной свечи
разбирать рукописную грамотцу, что принес Басманов.
- Оказывается, не с всеми-то я говорил! – торжествующе закончил окольничий. «Есть у них
там честной отец Иона – он летом к Троице уезжал, и только сейчас вернулся».
- Да и я смотрю, что он пишет, мол, отправился на богомолье через две ночи на третью
после той, как Феодосий пропал, - отозвался Вельяминов, читая скоропись монаха.
- Истинно так! А тоей ночью, что сбежал Феодосий, отец Иона с требой ходил – недалече, на
Китай-Город, в Иоанно-Предеченский монастырь, старица там, в мир иной отходила,
соборовал он ее. Вернулся в обитель уж за полночь, и видел кое-что, - Басманов все еще
улыбался.
- Мол, парень какой-то под стенами монастыря рыбу удил, - Федор зевнул и отбросил
грамотцу. «Давай, Алексей Данилович, по всей Москве сейчас зачнем этого парня искать –
коего отче святый видел за полверсты в темноте! На смех нас поднимут и будут правы,-
мало ли рыбаков на Яузе в ту ночь сидело?»
- Мало или немало, а у Андрониковой обители только один. И мнится мне, Федор
Васильевич, что парень этот карасей-то выбросил, Феодосия на руки принял, в лодочку
перенес да и был и таков. А? – Басманов, склонив голову на одно плечо, умильно смотрел на
Федора.
-Чтоб ты сдох, сука, - бессильно подумал Федор и, лениво зевнув, сказал: «Ну а Башкин
тогда что? Наговаривает на себя, мол, что это его рук дело?»
- Думается мне, - Басманов помедлил, «что Башкин с парнем сим знаком и близенько. Вот
кто на веслах-то сидел, прав ты, Федор Васильевич, наговаривает на себя друг наш Матвей
Семенович, выгораживает кого-то. Мы его и поспрошаем – со всей строгостью».
- Я пока грамотцу эту перепишу, - Федор ткнул пером в показания отца Ионы. «А то хоша он
и монах, но ошибок у него – одна другой погоняет, не разберет непривычный человек».
- Доброе дело, - обрадовался окольничий. «Это ты нас сильно выручишь, Федор Васильевич.
Все ж без тебя – ровно как без рук», - Басманов рассмеялся. «Ловко ты это делаешь, ну,
пишешь».
- Да прямо не описать, как ловко, - Федор придвинул к себе чистый лист бумаги.
- Тогда я пойду дыбу налаживать, - Басманов поднялся. «Опять же – еще надоть кнут
правильный выбрать».
- А что, разные они? – не подумав, спросил Федор.
- Конечно! - окольничий всплеснул руками. «Коим можно и хребет перешибить, ежели со
всей дури хряснуть. А есть такие кнуты, что кожу только рвут, или кожу и мясо под нею, - вот
как раз такой, разумею я, и сгодится для Башкина».
Матвей выздоравливал. Из больших царских покоев со всей осторожностью перенесли его в
свободную опочивальню. Ходить ему было пока нельзя, поэтому царь приносил любимцу
книги, или играл с ним в шахматы.
- А как погода-то на Москве, государь? – спросил юноша, полусидя на ложе, глядя в окно, за
которым было – небо голубое и солнца без меры.
- Бабье лето все еще, Матюша, - Иван Васильевич потрепал его по отрастающим, златым
локонам. «Как выздоровеешь, поедем уже по пороше на зайцев охотиться, а там и на
медведя сходим, как и обещал я тебе».
- Листья-то, наверное, все золотые да красные, - вздохнул Матвей. «У нас в подмосковной об
это время как раз лес – будто сиянием одет. Заходишь, и ровно в храме Божьем, тишина
такая, благолепие, ни единой ветки не шелохнется».
- А бывает, стоишь, и видишь, - паучок на паутине летит куда-то, - вздохнул царь. «И
грибами-то что пахнет, милый, и так еще, - вроде травой прелой, и такое родное это все, что
слезы на глаза наворачиваются».
- Оттого и жаль умирать-то, царь-батюшка, - Матвей взял руку государя и прижался к ней
щекой. «Сколько ж еще красоты не видено, вона, Данило Федорович про Пермский край
рассказывал, или как на Волге мы были – смотришь, дух захватывает!»
- Истинно, Матвей, - Иван Васильевич помолчал. «Оттого и хочу я дальше идти – неча
сидеть нам в Перми, Казани, да Астрахани, пора за Большой Камень переваливать, воевать
народы тамошние, да и себе подчинять. Земли у нас много, люди – умные да способные,
чем мы хуже гишпанцев, что половиной мира уж владеют, али англичан?»
- Море для сего нужно, государь, - тихо проговорил Матвей. «Белое море – оно суровое, путь
далек к нему, кто из торговых людей туда доплывет, али оттуда до Москвы дойдет. Вона
новгородцы – они искона по Ладоге да Онеге плавают, хоша мачеху мою спроси, а, однако