- Да потому что, - вона, мужу твоему за тридцать, борода у него в седине, вроде разумный
человек, и то – к царю собирался, обвинять его, али еще что.
А Степану – осмьнадцать, и, хоша парень он и спокойный, но все одно – кровь горячая,
молодая, не стерпит он сестриного позора. Дочь вы чуть не потеряли, миловал Господь,
зачем вам сына терять?»
Федор поднялся и шагнул вон из горницы.
Царь Иван Васильевич сидел за трапезой. Анастасия Романовна, искоса, сбоку,
внимательно взглянула на мужа. С утра, взойдя в ее опочивальню, был он весел и нежен,
ровно молодожен, спрашивал о ее здоровье. Даже пошутил, что Великим Постом, али к
Пасхе уж непременно родит она.
«Может, и понесу, - подумала Анастасия. «Та трава, что Федосья мне в тайности дала –
помогает она, как я посмотрю. Ежели рожу, надо боярыне Вельяминовой подарить чего –
перстень, али ожерелье. Ну и в матери крестные позвать».
Царь положил перевязанную руку, - вроде растянул сухожилие, с мечом упражняясь, - на
голову Матвея и быстро наклонился к нему.
- Ты волосы-то свои обратно отрасти, отрок, - улыбаясь, шепнул ему царь. «Не бойся участи
Авессаломовой».
Матвей приник лицом к государевой руке, и вдруг застыл – на пороге трапезной стоял его
отец.
- Федор Васильевич, - радушно сказал государь, «ты проходи, садись, рядом со мной.
Освободите место боярину-то».
- Новости у нас не то, чтобы очень хорошие, - сказал Вельяминов, принимая бокал с вином.
«Ты уж прости меня, государь, что я о делах говорю, времени терять не след нам. Ищет
Алексей Данилович, да не в тех местах, как представляется мне».
Иван зорко взглянул на боярина.
- Инок-то этот, - спокойно продолжил Вельяминов, - он же из Москвы убег. Куда бежать-то
ему было? Явно, что на запад, другого пути нет. Вот и спосылать бы людей в Смоленск,
поспрошать - не видел ли там кто его?
- Это ты, верно, говоришь, - задумчиво ответил Иван. «А все ж не только в Смоленск, но и в
Тверь и Новгород надо поехать бы – оттуда в Ливонию дорога прямая».
Федор похолодел, и, улыбаясь, ответил:
- Истинно, государь, а мне бы и в голову не пришло. Сегодня же людей пошлем.
- И этого Башкина, - добавил Иван Васильевич, - вы допрашивайте со всей строгостью. Что
правду он стал говорить, - то хорошо, за это спасибо вам, однако ж, мнится мне, тут не один
Башкин замешан. Потянете за веревочку, клубочек-то и распутается, - царь рассмеялся.
-А я к тебе, царь, с просьбой, - склонился Вельяминов. «Не отпустишь ли ты Матвея со мной
– невеста у него при смерти лежит, пусть хоть попрощается, может, успеет еще».
- А что случилось- то с боярышней Марьей? – ахнула царица.
- Сегодня утром поплохело ей, государыня, - ответил Федор. «Без движения она, язык
отнялся, уж соборовали ее».
Царица набожно перекрестилась. «Господи, упаси, в таких молодых годах-то. Родителям,
каково это!»
- Так ничего и не говорит? – спросил Иван Васильевич и глаза его, - зеленоватые,
настороженные, скрестились над столом с синими, спокойными глазами Вельяминова.
- Молчит, государь, пропала речь-то у нее, - ответил Федор и увидел, как царь снимает с
руки алмазный перстень.
- Передай-то Михайле Степановичу на помин души дочери, - протянул ему Иван кольцо. «А
ты, Матвей, поезжай, да возвращайся – будем ждать тебя».
Матвей встал, избегая тяжелого взора отца, и поклонился царю.
До Рождественки они ехали молча. Только на дворе усадьбы, спешившись, Матвей спросил:
- Что с Марьей-то приключилось?
- Ты, сын, не говори ничего сейчас, - сказал Федор, стиснув, - до боли, - кулаки. «Ты помолчи,
советую тебе. Поди вон в светелку боковую, а мы тебя позовем».
- Вот, - сказал Федор, входя в крестовую горницу и швыряя перстень на стол. «Плата за
позор дочери твоей, Михайло.
Сказал я ему, что она при смерти, да без языка – ты бы видел, как он обрадовался – боится
все же, хоша и безнаказанно он насильничает, да все же боится. Ну и Матвея я вам привез –
поговорить с нами, по родственному».
Федор спокойно улыбнулся, и Федосья в ужасе закрыла глаза – ни разу еще не видела она
мужа таким.
Матвей стоял перед столом, опустив голову, и Прасковье вдруг вспомнилось, как почти три
года назад, на Воздвиженке, так же сидели они. «Надо было тогда свенчать их, и дело с
концом, - подумала она. «Не было бы ничего этого сейчас».
-Как ты мог, Матвей? - Михайло поднялся и подошел к юноше. «То ж невеста твоя,
нареченная, ты ж сам, который год говорил, что без Марьи тебе жизни нет. И своими же
руками на поругание ее отдал?».
- А ты бы не отдал, Михайло Степанович, коли государь тебе приказывает? – тихо сказал
Матвей. «Жизнь свою и честь за него отдавать надо».
- Свою жизнь и свою честь ты отдавай, преграды тебе в этом нет, - с дальнего конца стола
проговорил Федор. «Как ты можешь чужой жизнью распоряжаться-то, Матвей? Что трус ты, -
Федор встал, - так я давно это знаю, но что бесчестен – думал я, что все, же нет этого в
тебе».
- А ты подожди, батюшка, когда царь к тебе придет, и прикажет тебе жену ему отдать, али
дочь, - ответил Матвей. «Посмотрим, что ты, со всей храбростью и честью своей, тогда
запоешь».