Новая земля (Новь)

"Ваши знанія не должны были бы быть такими слабыми, господинъ адвокатъ, просто у васъ черезчуръ мало симпатіи къ…. Здсь такъ много первоклассныхъ писателей, здсь Иргенсъ, здсь Ойэнъ, здсь Паульсбергъ, уже не считая всхъ другихъ; это молодая Норвегія. Я встрчаю иногда ихъ на улиц; они мчатся мимо меня, какъ должны мчаться поэты мимо простого смертнаго человка, они полны новыхъ идей, они пахнутъ одеколономъ, короче говоря, они не оставляютъ ничего желать лучшаго. А когда они приходятъ сюда въ Грандъ, то вс остальные замолкаютъ, когда они начинаютъ говорить: тише, — говоритъ писатель! а когда они возвращаются домой, то опять то же самое: тише въ дом, писатель пишетъ! Люди узнаютъ ихъ издали и снимаютъ шляпы, а газеты извщаютъ націю о томъ, что писатель Паульсбергъ совершилъ поздку въ Хенефосъ.

Но теперь уже Грегерсенъ не могъ больше сдержаться; это вдь онъ написалъ замтку о поздк въ Хенефосъ; онъ крикнулъ:

"У васъ отвратительная манера говорить наглости, у васъ видъ, будто вы ничего другого…"

"Я понять не могу, Грегерсенъ, чего ты горячишься!" замтилъ ему Мильде. "Вдь самъ Паульсбергъ сказалъ, что мы должны терпливо къ этому относиться".

Пауза.

"Коротко и ясно", продолжалъ Гольдевинъ: "все обстоитъ, какъ должно, каждый исполняетъ свой долгъ по отношенію къ писателямъ. Но теперь является вопросъ, достойны ли писатели этого поклоненія? Этого я не знаю. Я, можетъ быть, не всхъ знаю, я пропустилъ кого-нибудь. Есть ли писатель, затмвающій всхъ другихъ? Или все сводится къ поэзіи эскимосовъ? Я не принимаю во вниманіе…"

"Послушайте, господинъ…" началъ опять Грегерсенъ.

"Сейчасъ, одну минуту… Я не принимаю во вниманіе послднее стихотвореніе Ойэна объ египетскомъ песк, а такъ я знаю почти все. И мн кажется, что одна вещь нисколько не умаляетъ достоинство другой, вс одинаково хороши…"

"Если бы вы были правы, это было бы въ высшей степени грустно", сказалъ адвокатъ.

"Очень грустно, въ высшей степени грустно".

"И тутъ ничего не подлаешь".

"Нтъ, нтъ, совершенно врно, мы никакъ забыть не можемъ, что мы въ свое время имли нкоторое право вести гордую и громкую рчь; и мы продолжаемъ это длать. Наши писатели — это не таланты, которыхъ можно читать, — это горящіе огненные столбы, это вожаки, — они переводятся на нмецкій языкъ. И по мр того, какъ это повторяютъ и повторяютъ, люди начинаютъ врить этому; но такого рода воображеніе очень опасно для васъ. Молодежь думаетъ, что она на высот своего призванья, она шуршитъ шелкомъ, пишетъ книги и созерцаетъ міръ изъ Гранда. А между тмъ, въ стран происходитъ политическое осложненіе, газеты не остаются въ долгу съ отвтомъ, но Стортингъ расходится по домамъ. Да, что же дальше! — говоритъ молодежь, — разв дло не обстоитъ по прежнему хорошо? Разв не съ нами вожаки?"

Наконецъ Грегерсену удалось вставить свое слово: "Послушайте, вотъ вы тамъ, я не помню, какъ васъ зовутъ, — знаете ли вы исторію съ Бинье и картофелемъ? Я всегда вспоминаю эту исторію, когда слышу васъ. Вы такъ наивны, вы пріжаете изъ деревни и думаете насъ въ город чмъ-то поразить, а совершенно не понимаете того, что ваши взгляды отнюдь не новы. Это взгляды самоучки… Да, знаете, вдь Бинье тоже былъ самоучка. Да, можетъ бытъ, вы этого и не знаете, но онъ былъ самоучка. Однажды, копая, онъ напалъ на кольцо Въ разрзанной картофелин, - да, вы вдь изъ деревни, — можетъ быть вы знаете, что весной въ картофел бываютъ иногда лиловыя пятна? И Бинье такъ былъ пораженъ этимъ лиловымъ пятномъ, что онъ слъ и написалъ цлое математическое вычисленіе по поводу этого. Потомъ онъ принесъ Фарнлэю это вычисленіе, чтобъ онъ прочиталъ его и думалъ, что онъ сдлалъ величайшее открытіе. — Да, это очень хорошо, сказалъ Фарнлэй, это совершенно врно, что вы сдлали, вы врно разршили этотъ вопросъ. Но, сказалъ старый Фарнлэй, египтяне знали это тысячу лтъ тому назадъ… Тысячу лтъ тому назадъ это уже было извстно, ха-ха-ха. И я всегда думаю объ этой исторіи, каждый разъ, когда я слышу васъ… Не сердитесь на меня".

Пауза.

"Нтъ, я не сержусь на васъ", возразилъ Гольдевинъ. "Но если я васъ хорошо понимаю, то мы съ вами одинаковаго мннія. Я говорю только то, что вы уже знаете, не такъ ли?"

Грегерсенъ тряхнулъ сердито головой и обратился къ Мильде:

"Нтъ, это невозможно!" сказалъ онъ. Онъ сдлалъ глотокъ и снова продолжалъ разговоръ съ Гольдевиномъ. Онъ кричалъ громче, чмъ это нужно было, наклонялся къ нему и кричалъ: "Боже мой, неужели вы не понимаете, что вы съ вашими взглядами, съ вашими взглядами самоучки просто смшны? Вы думаете, это ново, что вы тутъ намъ толкуете? Для насъ это старо, мы знаемъ все это и смемся надъ этимъ… Я!… Я не хочу больше съ вами говорить!"

Грегерсенъ быстро поднялся.

"Ты платишь?" сказалъ онъ Мильде.

"Да, но разв ты уже уходишь?"

"Да, во-первыхъ, мн нужно итти въ редакцію, а во-вторыхъ, довольно съ меня всего этого. И во-вторыхъ, и въ-третьихъ, и въ девятыхъ довольно этого съ меня! Прощайте!"

И, покачиваясь, Грегерсенъ вышелъ изъ комнаты, чтобы итти въ редакцію.