Новая земля (Новь)

Паульсбергъ, сидвшій долго молча, и сознавшій свою несправедливость по отношенію къ своему другу, котораго онъ упрекнулъ политикой "Новостей", тоже теперь смялся и былъ доволенъ, что Грегерсенъ такъ веселится. Онъ чокнулся съ нимъ, — у него опять къ нему просьба; онъ былъ далекъ отъ желанія поссориться съ Грегерсеномъ. Нкоторое время спустя онъ опять чокнулся съ нимъ и сказалъ:

"Чортъ возьми, ты вдь понимаешь, что когда я ругалъ "Новости", я не имлъ въ виду тебя, тебя лично".

И Грегерсенъ, который былъ теперь пьянъ и очень любезенъ, все прекрасно понималъ; онъ ударилъ Паульсберга по плечу и говорилъ ему: "дорогой другъ, дорогой другъ. За кого ты меня считаешь, за олуха?"

— Нтъ, Паульсбергъ, видитъ Богъ, не считалъ его за олуха. Тутъ же онъ отвелъ Грегерсена въ сторону и сказалъ ему:

"Послушай, старый другъ, недавно въ одной нмецкой газет былъ похвальный отзывъ о моемъ "Прощеніи грховъ", не можешь ли ты попробовать какъ-нибудь втиснутъ это въ "Новости". Ты этимъ оказалъ бы мн большую услугу, — я пришлю теб это въ перевод. Вдь это же можетъ представлять для людей интересъ, что вотъ одинъ изъ нашихъ писателей начинаетъ пользоваться успхомъ за границей".

Грегерсенъ пообщалъ сдлать все возможное. Во всякомъ случа недостатка въ его доброй вол не будетъ. Разумется, отзывъ этотъ долженъ бытъ упомянуть.

Они снова вернулись на свои мста, но Мильде, насторожившій уши, слышалъ, о чемъ говорили оба друга; онъ былъ увренъ въ томъ, что онъ не ослышался: Паульсбергъ непремнно хотлъ имть отзывъ въ "Новостяхъ".

Теперь Паульсбергъ устроилъ свое дло и хотлъ итти домой. Но Мильде упрямился и протестовалъ. Теперь уходитъ? Вотъ те на, нтъ, это не совсмъ хорошо.

Паульсбергъ снисходительно улыбнулся:

"Мильде, ты все еще не достаточно знаешь меня", сказалъ онъ. "Разъ я сказалъ что-нибудь, то я такъ и поступаю".

Это Мильде долженъ былъ знать, но все-таки онъ попробовалъ еще разъ удержать Паульсберга. Ничего не помогло; у него нтъ времени, у него масса длъ; теперь еще нсколько газетъ хотятъ имть его статьи, онъ заваленъ работой.

Паульсбергъ съ женой удалились, но при выход они встртили въ дверяхъ трехъ человкъ; тогда они снова вернулись къ столику, чтобы поздороваться со старыми знакомыми: эти трое были Гранде, Норемъ, а съ ними пришелъ и Гольдевинъ.

Но фру Гранде не было съ ними, фру Гранде никогда не бывала съ ними.

Гольдевинъ говорилъ что-то обоимъ; онъ продолжалъ разговоръ, еще начатый на улиц, онъ поклонился всей компаніи кивкомъ головы и прежде, чмъ остановиться, высказалъ, что ему хотлось. Адвокатъ этотъ, — замчательное ничтожество, который самъ не могъ ничего сдлать или сказать что-нибудь путное, испытывалъ удовольствіе въ томъ, что заставлялъ говорить этого дикаря изъ деревни. Онъ кивалъ головой, слушалъ, спрашивалъ, противорчилъ только для того, чтобъ слушать, что тотъ отвтитъ. Теперь онъ встртилъ Гольдевина на улиц Транесъ и началъ съ нимъ разговоръ. Гольдевинъ разсказалъ ему, что онъ скоро удетъ, до всей вроятности, уже завтра съ вечернимъ поздомъ. Онъ опять детъ въ Торахусъ; онъ детъ между прочимъ туда только для того, чтобы отказаться отъ своего учительскаго мста, онъ получилъ теперь мсто на свер, хочетъ попробовать. — Но если онъ, такъ сказать, на отлет, то нужно же имъ осушить стаканчикъ, сказалъ адвокатъ. Такимъ образомъ онъ увлекъ съ собой Гольдевина. А передъ Грандомъ они встртились съ Норемъ.

Гольдевинъ также говорилъ о Стортинг и о текущихъ длахъ; онъ опять обвинялъ молодежь въ томъ, что она не тронулась съ мста и ни слова не сказала по поводу всхъ послднихъ глупостей. Боже мой, и какая теперь молодежь, просто вырожденіе какое-то!

"Онъ опять плохо настроенъ до отношенію къ намъ, какъ я вижу", сказалъ тихо Мильде.

А Паульсбергъ осушилъ стаканъ и возразилъ, смясь:

"Ахъ, вы должны терпливо къ этому относиться. Нтъ, намъ нужно итти домой, Николина, его я слушать не хочу".

И Паульсбергъ съ женой оставили Грандъ".

II

Гольдевинъ услся въ нкоторомъ отдаленіи; видъ у него былъ очень угрюмый, на немъ было то же платье, въ которомъ онъ весной пріхалъ въ городъ, и его волосы и борода не были острижены. Платье было совсмъ изношенное, и недоставало нсколькихъ пуговицъ.

Журналистъ подозвалъ его ближе къ столу.

— Что онъ пьетъ? Ахъ, только пиво! Ну, какъ онъ хочетъ.

"Гольдевинъ покидаетъ насъ скоро", сказалъ адвокатъ: "онъ детъ можетъ быть завтра, а сегодня вечеркомъ нужно намъ выпитъ стаканчикъ вмст… Садитесь сюда, Гольдевинъ, здсь есть мсто".

"А ты, Норемъ", сказалъ Мильде: "чортъ знаетъ, что про тебя говорятъ! Въ водосточной ям, въ безпомощномъ положеніи, въ водосточной ям".

"Да", отвчалъ Норемъ, "ну и что же дальше?"

"Да… ничего, но все-таки"… Гольдевинъ окинулъ равнодушнымъ взглядомъ кафе. Длинный лысый учитель имлъ такой видъ, будто ему не особенно хорошо пришлось во время его пребыванія въ город; онъ сдлался такимъ худымъ и жалкимъ, а вокругъ его блестящихъ глазъ легла синяя тнь. Онъ жадно пилъ изъ своей кружки и говорилъ даже, что давно ему не нравилось такъ пиво, какъ сегодня. Онъ былъ искренно благодаренъ.