Ньирбатор (СИ)

— «Утерянные сокровища» Геллера, — желчный голос Барона оторвал меня от попыток вспомнить, где же я читала о Диадеме. — Я же вижу его на твоей полке... чертова пуффендуйка.

Я пропустила мимо ушей эту колкость, улыбнулась Барону и взмахом руки призвала к себе книгу. Найдя раздел о Рэйвенкло, я начала читать вслух, чтобы Барон не загрустил.

«Диадема Ровены — это предмет редкой красоты и древний артефакт, наделённый прославленной магической силой, который принадлежал когда-то одной из основательниц Хогвартса Ровене Рэйвенкло. Согласно легенде, Диадема являлась источником магической силы, которую Ровена черпала в то время, когда закладывала основы Хогвартса вместе с тремя величайшими чародеями. Диадема состояла из двух золотых резных пластин с россыпью 137 бриллиантов. Она была инкрустирована тремя крупными сапфирами, главное место среди которых занимал пятый по величине в мире вестготский сапфир, которого венчал гордый профиль орла. Вдоль ободка на Диадеме было выгравировано девиз факультета Рэйвенкло «Wit beyond measure is man’s greatest treasure» (остроумие сверх меры является величайшим сокровищем человека). Начиная с XI века, Диадема считается утерянной. Гоблины-ювелиры с XIV века создают копии, которые снискали популярность как часть приданого невесты наряду с другими диковинами. С недавнего времени перечень потерянных реликвий пополнила Чаша Пенелопы Пуффендуй. В 40-х годах было известно, что она находилась в частной коллекции...»

В моей голове копошилась уйма вопросов, и я вознамерилась узнать о Диадеме побольше. Поскольку я располагаю огромным количеством старинных рукописей в ocтавшейся от пpeжних поколений библиотеке, можно предположить, что где-то среди пожелтевших страниц отыщется ответ на тайну Диадемы. Также надо как следует разобраться в подшивках газет...

— Елена имела несчастье быть неглупой, — загадочно изрекал Барон, сверля меня взглядом. — Если бы она реже проникала в истину, ей спокойнее жилось бы на свете, как живется большинству глупцов. Она разбила матери сердце. Расставание с Диадемой стало для Ровены невосполнимой утратой, — тут он уже злорадно изобразил улыбку. — Я знал только одного такого человека, как Ровену, ревностно прятавшую свое сокровище. То был Салазар Слизерин, жуткий собственник.

— Вы ведь говорили мне, что вернули Елену? — спросила я, окончательно сбитая с толку. — А что случилось с Диадемой? Почему она её оставила?

— Я вернул её, это да, — проговорил Барон с ухмылкой, и тональность беседы сразу изменилась. — Но она... не вернулась к обычному укладу жизни.

— В смысле?

Он не ответил. Казалось, Барон пустился в глубокие раздумья. Немного погодя он сказал:

— Ты должна соблюдать тайну. Может быть, когда-нибудь сумеешь извлечь пользу из этой информации. Может быть, даже решишься поискать... Разумеется, если её до сих пор не нашли, — мрачно подытожил он.

Вечером я нашла время для примерки платья Эржебеты.

Мы с госпожой погрузились в созерцание изящнейшей красоты. Платье сидело безупречно. Оно сделано из бирюзово-голубого шелка, с воротником из батиста цвета взбитыx сливок, oтделанным тонкими кpужевами. По выcoкому лифу, пpипoднимающему гpудь, идёт тонкая вышивка — искусно cвитый узop из фиалoк. Верхняя юбка с разрезом чуть приподнята и открывает вторую, затканную маленькими сапфирами, что создает эффект воздушности. Всё это обрамляют метры изысканного кружева.

Одежда магглов навлекает на госпожу суеверный ужас. Интерьер их домов также не вызывает у неё ничего, кроме отвращения. Она говорит, что громадные головы оленей и диких кабанов, украшающие их стены, приносят магглам много несчастий.

Когда я спросила госпожу, откуда у неё такие обширные познания о магглах, она поведала, что когда-то в детстве дружила с маггловской девочкой из соседней деревни. Я начала было расспрашивать дальше, но госпожа отвечала неохотно и односложно, а вскоре предпочла уклончиво сменить тему. «Магглы — это невежды, любящие рабство», — коротко резюмировала она.

Пока мы поражались красоте платья Эржебеты, я услышала характерный магический лязг, который исходил от калитки замка и указывал на то, что к нам пожаловали незваные гости. Забыв о шуршащей красоте, я подбежала к окну, выходящему на запад, где был самый лучший обзор. Я увидела её.

Я увидела — впервые после случившегося — Беллатрису Лестрейндж. По всей видимости, её недурно залатали. И в правой руке у неё была палочка.

Она пришла в сопровождении Лестрейнджей и Крауча-младшего — свидетелей, как я позже осознала. Они стояли за ограждением, в пределах которого действует родовой щит Баториев. Увидев меня в старинном одеянии, Пожиратели согнулись пополам, покатившись со смеху. Дрожащими пальцами я отворила окно и расслышала их обмен похабными репликами. Минут пять я простояла совершенно неподвижно, полная самых дурных предчувствий. Беллатриса наблюдала за мной с мрачным удовлетворением. Лунный свет падал на её лицо, и кожа на нём была так плотно натянута, что, казалось, сквозь неё можно было увидеть кости. Серебристо-серый мех на её мантии блистал как на шее гиены.