Ньирбатор (СИ)

Внутри был обычный чулан. Войдя я обнаружила человеческий скелет, пролежавший здесь изрядное время. От одежды остались лохмотья, но клочья ткани выдали свою принадлежность костюму маггловского покроя. В одной куче лежали бoтинки, пpяжки, давно уcтаревшие запонки от манжет, репортёрский значок с названием старой газеты «Глас Венгрии» и записная книжка. Я осторожно её перелистала и увидела несколько уже не имевших xoждение банкнoт и калeндарик 1942-го года. Похоже, было такое время, когда магглы проникали в Ньирбатор и вели свои расследования буквально до последнего вздоха. Внушительные залежи пыли и густая сеть паутины довершали отвратительную картину.

В углу чулана стоял огромный ветхий сундук, в котором я нашла одно-единственное платье. Надо же, платье! Но платье-то необычное. Согласно медному ярлыку на цепочке, оно принадлежало Эржебете Батори.

Госпоже Катарине моя находка пришлась очень даже по вкусу. Она радушно похвалила меня: «Ньирбатор усердно охраняет свои тайны, но ты знаешь, куда смотреть. Это платье — твоё по праву». Госпожа с её любовью к нарядам и украшениям принадлежит ушедшему веку, и я, чтобы не расстраивать её, постаралась сделать вид, что тоже радуюсь находке.

Истратив силы на раскрытие люка, я решила примерить платье немного попозже. Госпожа Катарина предупредила меня, чтобы перед примеркой я проверила его на наличие магической составляющей. Зная о нраве Эржебеты, я бы никогда не решилась забыть проверять всё, что нахожу в её доме.

Войдя в свою комнату с лёгким головокружением, я решила немного вздремнуть. Мне мучительно хотелось нырнуть в постель и с головой забраться под одеяло. Барон, как всякий уважающий себя портрет, молчал и смотрел в пространство. При виде его отсутствующего взгляда у меня сердце сжалось от тоски. Причислив меня к Пуффендуйцам, коих он отчего-то терпеть не может, Барон стал очень неразговорчив, и я уже смирилась с тем, что не скоро выпадет возможность выведать у него тайны Албанского леса.

Уткнувшись лицом в постель, я изумилась, когда услышала, что Барон подал тихий голос. Искоса посмотрев на него, я заметила его пристальный взгляд, ищущий моего. «Пускай лишь монсеньёр не буйствует... Пускай любезно соблаговолит помолчать ровно двадцать минут, чтобы я выспалась»

— Я любил её, — полушёпотом произнёс он.

— Э-м... вы хотите рассказать о дочери Ровены? — спросила я, чувствуя, как усталость отступает перед любопытством.

— Да, о Елене, — медленно ответил Барон, пристально глядя на свое отражение в зеркале. — Она была воплощением совершенства. Я до сих пор помню, как однажды вошёл в её покои: она стояла за высоким столиком для письма, который опирался на орла с распростертыми крыльями.

Барон помолчал с минуту. Я смиренно ждала, когда он продолжит.

— Неизбежен тот момент, когда... грёзы рассеиваются, — Барон говорил как завороженный, его глаза были пусты и черны. — Она была дочерью своей матери. До поры до времени в ней не было никакой претенциозности, но жажда власти сгубила её. Стоило Елене убежать из дома, как все горести одиночества обрушились на меня. — На строгом лбу Барона пролегли резкие морщины. Немного погодя он обратился ко мне: — Знаешь, Присцилла, в тебе есть нечто от Елены, и это не ускользнуло от моего внимания, хотя я понимаю, что едва ли моё потустороннее зрение избежало искажения. Твоя жизнь имеет малую ценность. Такие, как ты, могут быть полезны разве что в роли последователей. Если тебе нужен тот, за кем ты будешь идти, значит, ты — ничтожество.

— Послушайте, Баторий, — грубо ответила я, мой голос дрожал от обиды, — я знаю, что желчь ударила вам в голову, и вы, всегда такой остроумный, стали не в меру высокомерны. Избрав меня своей жертвой, вы с пpисущим вам злopадством начинаете меня подавлять...

— Не перебивай меня, глупая девчонка! — рявкнул Барон.

Мешанина чувств охватила меня: и тоска, и недоумение, и страх, и гнев. Облокотившись на подушку, я смотрела куда угодно, только не на портрет. На столике возле кровати я увидела свой утренний чай с беленой, и решила допить, пока Барон остынет.

— Я требую к себе почтения и больше ни слова не пророню, пока ты не поставишь эту гадость на место,— заявил он угрожающим тоном. — Я расскажу тебе, что спрятано в Албанском лесу.

Я недоверчиво обернулась к Барону и, ничего не ответив, поставила чашку обратно. Затем стала ожидать с замиранием сердца, что он продолжит.

И он продолжил. Барон поведал мне историю о диадеме Ровены Рэйвенкло.

Я лежала и слушала, смотря в потолок. Сперва мне показалось, что он развлекает меня какой-то безвкусной небылицей. Дочь в родной матери крадёт какой-то артефакт, чтобы с его помощью достичь премудрости и доказать собственную значимость... Почему-то убегает в лес, и не простой, а Албанский. Почему-то прячет то, что украла. Почему-то не хочет просто возвратить украденное и вернуться домой. Как-то всё невразумительно... А затем я вспомнила, что где-то читала о потерянных реликвиях, среди которых также упоминалась некая драгоценность Рэйвенкло.