Ньирбатор (СИ)

Что ж, моя подруга та ещё чертовка. Получается, она сделала меня невольной соучастницей своего преступления. Одно дело предлагать убить Рабастана Лестрейнджа, жизнь и смерть которого всем здесь побоку. Другое дело — Драган Каркаров, человек, который всегда был добр ко мне. Но тот факт, что его доброта не распространялась на его родную дочь, стал для меня решающим. Поэтому я дала ложные показания и подтвердила, что агония старика — это естественный ход вещей.

«И впрямь, велико искушение поиздеваться над этими болванами», — размышляла я, глядя на капли пота, подрагивающие на усиках нотариуса.

Агнеса со свойственной её жестам выразительностью сложила руки и переплела пальцы. Крупные слезы навернулись ей на глаза, когда она подробно описывала болезнь отца, которая вихрем налетела на семью и сокрушила её.

— Примите наши искренние соболезнования, юная госпожа Каркарова, — сладко пропел Пруденций, а его глаза были пусты и темны наподобие скалам. — Хотя это так глупо звучит, учитывая, что господин Каркаров до сих пор... жив.

— О, я готова слушать любые глупости, когда их говорят таким глубоким, теплым баритоном, — невозмутимо заявила Агнеса.

Я наклонила голову, исподлобья бросив на неё изучающий взгляд. «Хорошо, что она единственная дочь, — мелькнула незатейливая мысль, — иначе она бы ни перед чем не остановилась на своём пути к единовластию». Её кузен не претендует на наследство дяди. Родители Игоря Каркарова погибли ещё до режима Ангреногена, а его наследство хранится в Болгарии, но доступа к нему у него нет. И клад и особняк захватила влиятельная гоблинская семья, так что Игорю, если он вздумает отвоевать принадлежащее ему по праву, придётся заручиться поддержкой Лорда Волдеморта. Профессор Сэлвин считает, что Лорд реализует это в награду за верную службу.

Агнеса, поймав мой взгляд, кисло улыбнулась. Я без промедления ответила. Попроси она об этом одолжении напрямую, я бы ей не отказала, но она решила достичь своего окольным путём. Впрочем, моего негодования хватило ненадолго: проводив адвоката и нотариуса до ворот, Агнеса заявила, что она передо мной в вечном долгу и что дверь её дома всегда для меня открыта.

Горделивой нотки в её голосе не было.

«А что, неплохо, — размышляла я, — вроде бы не на что жаловаться».

Вторник, 3 мая

Сегодня мы с Варегом уединились на краю леса. Перемирие произошло довольно банально. Он отправил мне сову, я ответила, мы встретились.

В результате мы провели весь день в роще возле фамильного склепа Баториев. Потом, много позже, мы забыли о двух оставшихся неоткупоренных бутылках вина, и растворились в объятиях друг друга. Лежа на одеяле, Варен привлек меня к себе, а заходящее сол­нце раскрашивало лес в пурпурно-фиолетовые тона. Я старалась не вспоминать о Лорде, принимая интимные ласки от того, кто не запугивает меня, не угрожает и не оскорбляет. Но я не могла не думать о Лорде. Варег даже не поинтересовался, почему моё весеннее платье отрастило себе рукава.

В тени деревьев мы предавались нежностям, которые потихоньку переходили в былую страсть. Мои руки и ноги свивались и развивались вокруг него, и кровь стучала у меня в висках. Но я не могла не думать о Лорде. Руки Варега сквозь одежду обшаривали моё тело, и мне хотелось избавиться от стесняющего платья. Но я не могла не думать о Лорде. На поверхности сознания бились слова, которые своей важностью затмили всё остальное.

Лорд Волдеморт. Хоркруксия. Маледиктус. Тенебрис. Албания. Бессмертие. Он согласился на обряд. Это не скачок в неизвестность, я знаю, что делаю. Он дал согласие, это главное. Упершись ладонями в стол, он наклонился, чтобы пристально посмотреть мне в глаза. Он улыбался. А я испытала необъяснимое чувство, словно знаю его всю свою жизнь. Он дал согласие. Он...

Варег прерывисто дышал, прижимаясь ко мне своим достоинством, будто в последний раз. Его рука ползла по моему боку, достигла бедра и стиснула его. Машинально я запустила пальцы в его кудри.

Лорд снова оставил запись в моей тетради. Я едва не обомлела, пока читала. Трижды перечитала. Потом ещё раз. И на сон грядущий тоже. «Стезя хоркруксии, ведущая к вечной жизни, узка, как лезвие ножа. По этой тропе не идут вдвоём, а только друг за другом. Но в бессмертии, как в каждой безупречности, заключена обратная сторона медали — грусть. Грусть от того, что нет ровни. Это исключительное одиночество»

Дыхание Варега стало ещё тягучей, словно диким медом растекаясь по моей коже. Его рука вцепилась в мою шею, задирая мою голову, придавливая меня сильнее.

Дневник. Кольцо. Чаша Пенелопы. Медальон Салазара. Диадема Ровены. Я ничего не знала о них до вчерашнего вечера. Их перечень я обнаружила в своей тетради, которую Лорд вернул мне, изучив мои варианты шестого обряда. Не знай я Лорда, я бы подумала, что написать о своих достижениях его вынудила необычайная скромность. «Пришлось, потрудиться, чтобы заполучить чашу Пенелопы. Но уж слишком я обаятелен, чтобы трудиться сверх меры...»

Одной рукой Варег сжимал мою грудь, больно теребя сосок сквозь одежду, а второй оттягивая подол платья всё выше и выше.