Ньирбатор (СИ)

Договорить Эйвери не смог, мы разразились таким смехом, что ниффлеры, шмыгавшие по залу, выскочили в окно, а пикси, мелькавшие то там, то тут в роли сторожевых псов трактира, скрылись за стойкой.

— Да ты шлюшка, Эйвери, — рыкнула Алекто, вернувшись к пудингу с желудями.

Пожиратель величаво выпрямился.

— Ну, меня хотя бы не тудысюдыкает родной брат.

— Нет у тебя брата!

— Да, хвала Мерлину!

Потянувшись за графином с тыквенным соком, он наполнил стакан Алекто, подмигнув ей так сочувственно, что хохот на сей раз был неуправляем.

— Нервничаешь по поводу приезда Мальсибера? — самым непринужденным тоном обратился ко мне Пожиратель.

— Нет, ничуть, — отмахнулась я, подавив в себе желание чертыхнуться.

— Ну разумеется! — счел нужным вставить Эйвери.

Постучав каблуками, Агнеса позвала эльфа за добавкой.

====== Глава Восемнадцатая. Криспин Мальсибер ======

Пятница, 6 мая 1964 года

Hallelujah, motherfuckers.

Antichrist Superstar, Marilyn Manson

Сон этой ночью не принёс мне ни отдыха, ни хорошего самочувствия. Вплоть до самого утра мне грезился обширный пустырь, посреди которого зияла свежевырытая могила. Какие-то змеиные рожи дразнились, высовывая свои раздвоенные языки. Потом что-то коснулось моего лица, и я поняла, что это подвенечная фата. Она взметнулась и опустилась мне на лицо пышными складками. Внезапно фата превратилась в василиска — и стала душить меня. Я не смогла издать ни звука — только так я поняла, что захлебываюсь собственной кровью. Багровое пламя плясало в его пустых глазницах, а он с наслаждением купался в алой жидкости, нырял, глотал её, урчал от удoвольcтвия.

Я проснулась в холодном поту на рассвете. Отбросив от лица влажную простыню, я повернулась на бок и снова пыталась заснуть. Но уже не могла.

Стоя перед зеркалом, я сбросила своё домашнее платье и надела праздничное черное с серым лифом. Оно висело на мне, как на вешалке, что не ускользнуло от внимания фигурок дряхлых ведьм в углу зеркала: они неодобрительно по мотали головой и начали тыкать в меня пальцами. Только тогда я обнаружила, что воротничок был криво приколот. Брошь — монограмму из двух переплетенных «Г», выложенных мелкими агатами, которую госпожа подарила мне на совершеннолетие, я смогла заколоть с четвертого раза. Пальцы то немели, то дрожали.

Солнце клонилось к западу. Последние лучи быстротечного дня медлили на прощанье, и майский вечер уж начинал окутывать мир своей таинственной поволокой. Над холмами Косолапой полная луна казалась зажатой в тиски неподвижных облаков.

Спускаясь по лестнице, я в последний раз проверила неудобную застежку брошки. В холле стояла госпожа Катарина. Парадная дверь Ньирбатора была распахнута настежь. Вот-вот должен был прибыть увалень. Лорда в замке не было, да и зачем? Он своё дело сделал. Госпоже — подарок, а душеньке — испытание. До такого вычурного замысла мог додуматься мог лишь чернокнижник.

Вчера холл целый день наполняли звуки возни и попискивания, а сегодня там всё сверкало. Фери перенёс туда коллекцию из двенадцати доспехов Барона Батория и расставил их вдоль стен, вооружив пиками. Эльф превзошёл себя по части тошнотворности. Мне он сказал, что «блеск доспехов гоблинской работы, впитавших кровь врагов, испепелит незваных гостей». Должно быть, стресс усугубил суеверность эльфа, и я не нашлась что ответить.

Поймав свое отражение в зеркале над кушеткой, я увидела безжизненное лицо без тени румянца и выступающие ключицы. Как будто я не просто изучаю искуснейшую чёрную магию, а предаюсь ей без остатка.

Послышалось шуршание многих юбок, и в холл впорхнула госпожа:

— Откуда это недовольное выражение, душенька?! — сетовала она, впившись в меня своими орлиными глазами. — Я-то думала, тебе доставит удовольствие приезд Криспина. Столько лет не виделись! Даже если тебе приходится делать над собой такое усилие, ты должна вести себя как подобает леди.

— Да, госпожа, — сглотнув всю горечь, ответила я.

— Хоть он и седьмая вода на киселе, других родственников у тебя всё равно не осталось, — нравоучительно продолжала госпожа, застегивая мне брошь с другой стороны. — А я уже немолода и не знаю, сколько мне отведено.

— Что значит, отведено, госпожа?! Вы же волшебница, ничто так не продлевает жизнь, как магия! Спросите у Лорда, он знает, как... — и тут я запнулась.

— У Лорда? Душенька, о чём ты? Ему тридцать восемь, для мужчин это золотой век и подъём сил, к твоему сведению.

— Как по мне, так лучше вовсе не иметь родных, чем таких, кому не можешь доверять, — вырвалось у меня.

— Криспину ты можешь доверять, душенька. Кровь это не вода; в случае чего она всегда станет за тебя горой.

«Да придавит эта гора саму себя... Да упадет кирпич ей на голову», — надрывался голосок в моей голове.

Фери у столика принялся переставлять цветы в вазе. Невнимательное заклинание ломало их и на полированную поверхность капала вода.

— Госпожа, зачем здесь цветы?! Милорд же их не выносит!