Ньирбатор (СИ)

Водрузив котлы на огонь, я пересказала Агнесе слова Лорда о том, что Розье не прочь «стать отцом её детей», но дальше этого дело не продвинется. Она отреагировала неожиданно: смеясь ответила, что Розье — завидный вдовец, и стань он отцом её детей, ничто не помешает ему стать им официально. От Агнесы я узнала, что Розье был воспитан как богатый наследник, и ему нашли жену из его круга, но он отнюдь не был уверен, что она ему вообще нравилась.

— Жизнь обошлась с ним жестоко, Приска, — с легкой улыбкой рассказывала Агнеса. — Дамиан овдовел в очень молодом возрасте. Он говорит, у него какая-то предрасположенность к несчастью... нет, не фамильное проклятие, но что-нибудь случается, и небеса обрушиваются ему на голову. У себя в Англии он прослыл радикалом аналитического склада ума, но он очень, очень несчастлив.

— Несчастлив, надо же... А на свете полно людей, которых постоянно бьют поддых, но это не говорит о какой-то предрасположенности. А будь он прав, зачем же он тебе такой предрасположенный? А вдруг несчастье имени Дамиана к тебе перекочует?

— Единственное, что ко мне перекочует — это его состояние.

Смысл её высказывания был прозрачен. И для меня это было потрясением. В мыслях всплыли строчки о Гонтах, промотавших своё состояние. Значит ли это, что Лорд нищий?..

— Но ты же богатая, Агнеса... Зачем тебе Пожиратель Смерти? Ты его даже не любишь.

— Ох, Приска… — с надрывом рассмеялась Агнеса. — Нет никакой любви. Даже если мы думаем, что любим, то это не их мы любим, а лишь свои представления, лежащие в основе наших представлений о любви.

— Ты перегибаешь палку, Несс... — буркнула я, ощутив толчок в сердце, когда вспомнила, что Лорд относится к любви с не меньшим скептицизмом.

— Даже если так, мне от этого хуже не будет, — ответила Агнеса, а между её бровей залегла такая архаическая морщинка, будто ей на самом деле столько, сколько всем нам вместе взятым. — Как бы то ни было, мне такое положение вещей очень даже на руку.

Неопровержимая логика подруги произвела на меня большое впечатление. Волшебницы вроде Агнесы — это те ведьмы, которых Барон Баторий ставил мне в пример. Он хотел воспитать во мне хладнокровие, упрекая меня в склонности к импульсивности и необдуманным предприятиям. Может, оно и к лучшему, что Лорд забрал его. Барон поощрял во мне нечто дремуче-тёмное, и без его напутствий я бы не решилась натравить быка на Беллатрису. Но я страшно скучаю по нему...

Вчера госпожа Катарина позвала меня в банкетный зал, открыла один из ящиков буфета, в котором она хранит корреспонденцию, и сунула мне в руки письмо, «сделавшее её счастливой» — письмо Мальсибера, в котором он сообщает, что Берта уже — его невеста. Вихлястым почерком увалень заявляет, что умирает от желания обнять госпожу Катарину, и благодарит её за то, что та подготовила Берте «ту самую принцессочную комнату в белых и бежевых тонах».

Потом я узнала, что госпожа сделала подарок Лорду Волдеморту. Она заказала ему перчатки из лосиной кожи венгерской выделки. Тиснение, если внимательно к нему приглядеться, изображает встречу Витуса Гуткеледа с драконом. «Тёмный Лорд любит присаживаться возле его бюста», — озвученная госпожой причина подарка прозвучала жутко нелепо.

Подарок Лорду поверг меня в уныние, причину которого я не могла понять, пока безумная догадка стрельнула в моём мозгу: «А вдруг госпожа завещает Ньирбатор Лорду? Но как она объяснит это адвокату Бернату и нотариусу Пруденцию?.. Мне перчаток с Витусом она не дарила... Но замок подарил мне платье Эржебеты!»

Всё это я рассказывала Агнесе, помешивая субстанцию в котле до посинения смеси.

— С какой радости она сделала ему подарок? — удивилась Агнеса, чуть не выронив пузырь со слезами оборотнями.

— А с таких, что приезжает Мальсибер. Увальня здесь не было лет шесть, а тут нате! Госпожа считает это заслугой Лорда. А помолвку Мальсибера я рассматриваю как упрёк лично мне... Берте-то костёр разжигать не придётся...

Агнеса тяжело вздохнула и пространно проговорила:

— Я видела ведьм, заключенных в брачной тюрьме, где царят разбитые мечты, цинизм и слишком уж часто одностороннее насилие.

— Намекаешь, что двустороннее будет поприличнее? И это говоришь мне ты, богатая Агнеса Каркарова, готовая выйти замуж за какого-то приблудного Пожирателя? — В тот миг из котла хлынул булькающий пар страховидного перламутрово-розового цвета.

— Да пойми уже — в браке нет ничего личного, — авторитетно заявила Агнеса, забрасывая в котел иглы дикобраза. — Брак — это сугубо общественный институт. Я не раз это слышала от госпожи Катарины. Разве ты к ней не прислушиваешься? Она постоянно ссылается на привилегии, которые дает замужний статус.

— Привилегии, говоришь, — проговорила я, ощущая на языке привкус какой-то яда. — Такие, как одевшись по последней моде, участвовать в великосветских мероприятиях? И ты и я бывали на этих сходках, но ты никогда меня не одурачишь, Агнеса: я видела твоё лицо в курятнике Мазуревича! Я знаю, что в куриной крови и помёте ты куда счастливее, чем среди тех привилегированных ничтожеств.