Ньирбатор (СИ)

Глухо выругавшись на этот голосок, я опять взялась за родословные, чтобы поискать, роднились ли Гонты с кем-нибудь, кроме самих себя, но в последний момент встрепенулась. «Я и так полночи просидела здесь. А вдруг моё любопытство повлечёт за собой ужасные последствия?»

Скрепя сердце я захлопнула книгу и свернула хроники.

Комментарий к Глава Шестнадцатая. Семейство Гонтов Лорд — классический садист. Испуг Присциллы, расшатывающий её рассудок, и осознанное чувство безысходности и зависимости доставляют ему огромное удовольствие. Все эти прикосновения — доксевый помет по сравнению с тем, что Лорду действительно по вкусу. Сломленная Приска, напуганная до полусмерти, заикающаяся — вот его страсть. Садисты склонны к широким жестам, и Лорд это продемонстрировал на примере зелья для госпожи, убийств кентавра и стукача, а Приска данные жесты воспринимает как проявления благосклонности, тем более она в это верит, если так утверждает Лорд. С одной стороны, она замечает за ним лицедейство, а с другой, сама часто подпадает под его воздействие. Короче говоря, она запуталась, в ее голове царит сумбур.

Пришлось пустить Приску по ложному следу. Она старается мыслить логически, но ее обзор уменьшают предрассудки ее воспитания, и она рисует Гонтов достаточно жестокими для того, чтобы пойти на убийство дочери, если бы та нарушила многовековую традицию инцеста. Поэтому Приска не допускает мысли, что супругом Меропы мог стать кто-то вместо Морфина.

Саунд главы Marilyn Manson-Fundamentally Loathsome.

====== Глава Семнадцатая. Будь Как Батори ======

Воскресенье, 1 мая 1964 года

Ночью моя кровать стала приплясывать на месте, высоко вскидывая ножки. Я хотела убежать из комнаты, но дверь бесследно исчезла. Меня окружали сплошные ровные стены. Плюхнувшись на пол, я горько заплакала. Кто-то за спиной хрипло захохотал. Я резко обернулась. Из портрета Барона на меня смотрела неописуемо омерзительная морда василиска.

— Здравствуй, Прис-с-с-ка, — прошипел он. — Спорим, не убежишь?

Панический страх обуял меня и придал смелости — я ринулась прямо на него, чтобы сорвать со стены. Появилось ощущение полета, затем сильная ломота во всём теле. Опомнившись, я огляделась и поняла, что сижу на влажной траве у подножия Ньирбатора.

— Что же ты расселась... — шипел василиск, браво взметнувшись надо мной. — Иди ко мне... Моё жало поражает цель...

Я отползала назад, силясь отвести взгляд, но не могла. Василиск плыл по воздуху следом.

— Растерзаю... Искусаю... Разорву... Пережую... Выплюну... — шипел он свой ритмичный припев. — Раздеру... Загрызу... Раздроблю... Искусаю... Разжую... Выплюну...

Я вслепую шарила руками по земле, и — о, чудо! — нашла палочку.

Внезапно проснулась.

Выйдя из замка ни свет ни заря, я пошла к Агнесе, приняв её приглашение на завтрак.

Таким образом я предполагала избежать встречи с Лордом. После его странных действий и сведений, добытых мною из криминальной хроники, меня тревожило одно, сердило другое, я терзалась собственной безропотностью и грубостью Лорда, и воспоминанием о его заботе, и мыслью о том, что за стенами замка лежит холодный опасный мир. А я в Ньирбаторе, моей крепости.

При всей своей циничности Лорд достаточно добр со мной. Он ни разу не опустился до Круциатуса. Мне хотелось бы так или иначе отстоять свои права, но прежде всего я помогу ему обрести бессмертие. Я уже свыклась с этой мыслью. На худой конец, можно быть живой и без прав. Это всё сплошная софистика, сказала бы госпожа Катарина. Достоверно известно мне только одно — василиска в Ньирбаторе нет. Есть Лорд Волдеморт — тот, кто принёс жертву Ньирбатору. Его кровавое свидетельство начертано на стенах, и духи Баториев уже не забудут.

Отец Агнесы до сих пор лежит в своём полубессознательном мирке, то дергая ногами, то ворча что-то невразумительное. Что касается матери Агнесы, её в доме и вовсе не было видно. Не знаю, жива ли она, а спрашивать не стала, чтобы случаем не напороться на... на черт-знает-что от моей подруги.

— Надеюсь, я не потрясла тебя до одури этой безвкусной стряпней, — высказалась Агнеса, когда мы взбирались по лестнице в её комнату зелий. — Бэби всегда готовил, учитывая только папины вкусовые предпочтения. Уволить его я не могу, а то растрезвонит семейные тайны. Отрубить голову...

— Пожалуйста, не надо, — горячечно выдохнула я.

— Вот-вот. Отрубить голову не могу, иначе ты от меня отвернёшься.

У меня сердце в пятки ушло. «Так значит, Бэби жив только из-за меня?..»

Вальпургиеву ночь мы в этом году пропустили, но уже прознали, что там было. Прогнозы оправдались. Вальпургиева ночь потеряла свою культовую основу, превратившись в обыкновенный разгул страстей. На утро всё медье пребывало в каком-то сумрачном состоянии: волшебники отменяли заклятия, наложенные неосознанно; волшебники подолгу отсыпались дома; волшебники слонялись по городу, разбившись на горстки, бездумно глядя в небеса. Там и cям были приoтворены oкна в домаx — погода стояла жаркая и от духоты плохо спалось. В воздухе висел густой аромат черной патоки, будто стекавший co cклонов горы Коcoлапой.