Нина Горланова в Журнальном зале 2007-2011

Леона, конечно, уже решила, что Эру завербовали, я хорошо знаю все это. Но тут приходят с прогулки старшие дети, получают свои норвежские подарки и атакуют гостью в ответ своими творениями. Сын начинает читать словарь “детско-русского” языка, который он составляет по речи младшей сестры:

— Авва — в первом значении — собака.

— А я сказку сочинила, — перебивает его средняя дочь. — Папа рассказал, что в Перми хотели построить дома в виде букв, чтобы получилось имя Сталина. И я думаю, что месяц похож на букву С, потому что люди захотели выложить на небе имя Сталина в виде разных светил, но узнали правду про этого злодея и раздумали... и даже дом только один построили — в виде буквы С...

— Авва — во втором значении — волосы под мышкой.

Леона не выдерживает:

— До чего вы дошли! У Павловых Денис уже гениально рисует! Он так рисует, словно у него под бумагой контур проложен, и видны линии... он может с ноги начать, с уха...

— Леоночка, — недоумевает Эра Викторовна, — а разве одно другому противоречит? Денис рисует, а Нинины дети сочиняют...

— Разве вы не поняли, что эти дети заранее настроены на мрачное видение мира! Все плохое они уже знают. Зачем им так рано знать о том, что Сталин — плохой?

— А может, о своей родине лучше знать всю правду?

Тут муж принес блины. Я боялась, что Леона начнет корить нас за то, что полнеем от них, но блины оказались так злодейски вкусны, что она пустилась во все гастрономические тяжкие. Но вдруг посмотрела наверх и взяла реванш на нашей треснувшей люстре:

— Дом, где трескаются люстры.

Мне хотелось крикнуть: “Леона, из-за тебя наш дом похож на дом, где разбиваются не только люстры!” Но муж разлил шампанское.

— Жди отстоя пены и требуй долива, — вдруг бухнул он.

— Здесь не пивной ларек, — и Леона красноречиво посмотрела на нас: “опустились вы, опустились”.

В представлении Леоны все шутки должны быть на пять с плюсом, ну в крайнем случае — на четыре с плюсом.

— Не читай за столом, — сказала я сыну.

— А что ты читаешь? — спросила его Эра Викторовна. — “Три мушкетера”?

— Нет. Я считаю, что “Старик и море” интереснее, чем Дюма.

Муж вдруг толкнул речь, сравнивая двух авторов: мол, “Старик и море” — те же скачки, только не на коне, а на рыбе...

Леона закричала:

— Вы с ума сошли! Хэм в Испании воевал, а вы его с Дюма сравниваете! Кого вырастите вы из этих детей? Боже мой... Боже!

К счастью, драгоценная Эра Викторовна тут спросила:

— Как поживают Серебрянниковы? Говорят, немного зазнались?

— Ну, пока мы не прошли испытание успехом, не будем никого осуждать...

Леона даже вскочила из-за стола:

— Это что получается: пока я не убил, не буду осуждать убийцу?! — после этого она ушла, хлопнув дверью.

Вот так всегда она уходит — непременно хлопнув дверью. Наша кошка сразу выползает из-под кровати и садится на колени к Эре.

— А почему она такая — Леона? — спросила Эра Викторовна.

Муж начал с Гераклита:

— Есть такие люди — смертью друг друга они живут, жизнью друг друга они умирают...

Тут я все же решила заступиться за подругу: мол, она меня на самом деле любит. Иногда платье сошьет.

— И мне один раз сшила рубашку, но я бы без нее согласен обойтись, — сказал муж.

— Какие вы — мужчины — жестокие! — начала нанизывать упреки. — Леона совсем одна. У меня есть “дзинь” гостей, “дзинь” мужа и критиков, а у нее ничего. Она делит комнату в аспирантском общежитии с какой-то математичкой. А та вся в науке.

— Так кто же на ней женится — она же съест того! — муж махнул рукой и ушел мыть посуду, скороговоркой бросив: — Скоро у нее будет диссертация, квартиры, студенты, а нас пусть не будет в ее жизни.

Через два дня раздается очередное “дзинь” критиков — второе за один месяц. На этот раз “Комсомолка” напечатала разгромную статью о моей подборке рассказов в журнале, обвиняя мою особу в самых разнообразных грехах.

И тут прибегает Леона, начинает меня утешать. Тоже своеобразно, конечно:

— Зачем ты не вышла за Олега! При нем бы ты не писала эту чернуху...

— Да ты что! Он оборачивался на каждую юбку: “Ха-чу”.

Оказывается, Олег дал ей телеграмму, что прилетает. Я думала — утешать меня. А он — на конференцию.

— Конференция по общению! — удивлялась Леона. — Странные люди — о чем тут говорить. Есть люди, обладающие даром общения, и с ними интересно, хочется общаться... и есть наоборот...

Я думала: а ведь она уверена, что является человеком с даром общения, в то время как она — спазм мирового общения.

На другой день я вдруг увидела, что спазм мирового общения чудесно общается с Олегом, не делая ему ни одного замечания. Значит, без нас не пропадет, подумала я.

На следующий день был мой день рождения, и я позвонила Леоне утром:

— Привет! Чем занимаешься?

— Как чем? К вам собираюсь — помогать тебе салаты делать.

— Но... если ты, дорогая, в хорошем настроении, то мы будем рады тебя видеть. Но если ты в плохом... мы устали от замечаний. Конечно, мы не учимся в аспирантуре, но мы тоже живем нелегкой жизнью... и...

Она бросила трубку.

Больше она к нам никогда не пришла.

И я сильно пожалела об этом.