Нина Горланова в Журнальном зале 2007-2011

И однажды Сусанна проснулась от того, что мышь кусала ее палец! Такими двойными кусаниями. Кусь-кусь (и так три раза по кусь-кусь). Пожаловала на несчастье. После этого Сусанна поняла, что нужно что-то делать. “Вот уже мыши меня дегустируют”!

Они развелись.

Он потом приходил пару раз после белой горячки, жаловался, давясь безумною улыбкой:

– Сначала было светло и никого нет, а потом темно и кто-то разговаривает.

Сусанна только повторяла бесконечно мантру: “Ни о чем не нужно говорить – ничему не следует учить”.

От каждого брака осталось по дочери – мы их никогда не видели, но знаем, что обе вышли замуж в Германию.

А задолго еще до этих удачных замужеств дочерей Сусанна сошлась с одним талантливым художником, имя его она нам так и не сообщила, а выразилась как автор рассказа: “Назовем его В.”.

В. тогда болел, потерял работу и квартиру. Ходил с трудом, с кривой палкой. Денег на трость у него не было. Обреченно мог сказать про себя:

– Я так же могу забраться на второй этаж, как корова на баню.

А мог предсказывать по кошке Сусанны будущее, даже необыкновенное богатство их общее: как кошка выходила – робко или нагло, как принюхивалась…

Сусанна прописала его в общежитии (она работала завклубом), помогла с работой, заставила сделать операцию на колене. С хирургом подружилась даже, запомнила его на всю жизнь. У него всегда словно шторка угрюмости была опущена на лицо. Оживлялся лишь в миг разговора о женщинах. Спрашивал больного: “О жене думаете? Значит процесс выздоровления пошел”. И снова шторка угрюмости опустилась на лицо…

В. создал малое предприятие, организовал все удачно, деньги пошли. Коммерческий дар у него был! Но с появлением денег начал выпивать. Она шла домой и боялась, не идет ли дым, не горит ли все: он запросто мог заснуть с сигаретой. Дочери младшей – Беате – тогда было двенадцать, а он, выпив, мог привести любого постороннего человека.

Это все при том, что В. носил бутоньерки, ей покупал австрийские туфли.

– В общем, я катилась в пропасть с огромной скоростью, но этого не осознавала. Ведь все окружение меня хвалило: декабристка, героиня, спасаешь человека. И вдруг батюшка сказал: “Я не могу вас допустить к причастию, вы живете в грехе – вы можете потерять дочерей”.

А как раз Беату пришлось забрать из музыкалки. Учительница сказала: “Не волнуйтесь на сцене, по домре можете сразу не ударять, только делайте рукой поверх, а потом присоединяйтесь к оркестру”. Так до чего дошло: дочь никогда уже не играла – только имитировала. Учительница рассердилась: “Забирайте ее”.

Сусанна пришла домой в полной уверенности, что В. будет рад предложению пожениться, а он сказал: “Этого не будет никогда: деньги мои, делить их не собираюсь”.

Они расстались, и он покатился. Работники фирмы перерегистрировали ее на другое название и не взяли его. Но это уже не волновало Сусанну.

Ведь Беата, которая не хотела учиться, читать, играть на домре, которая ненавидела картину В., где голова росла у человека прямо из колена… вдруг ожила, поступила в художественную школу…

– С тех пор я уже решила никого никогда не искать… Цветаева говорила, что ей не нужно много природы. Три дерева чересчур – достаточно одного. Там так много веток. Листьев, птиц, муравьев и прочего. А я нечто подобное к религии испытываю. От одной строки молитвы целый день могу быть в тихой благости, много мне не нужно.

Сусанна это произносила, но было видно, что появись тут свободный мужчина – и …

Но появился не мужчина, а наша новая френдесса из Живого Журнала. Мы ее звали “княжна Мэри”. Были грузинские корни из княжеского рода по отцу. И фамилия грузинская. И веки отливали драгоценной кофейностью.

Раньше она приходила к нам всегда веселая: словно в детстве съела какую-то волшебную ягоду и с тех пор как в сказке живет.

Но война на Кавказе за пять дней превратила Мэри в молчаливую и даже вообще аутичную почти старуху. А ведь ей не было тридцати лет! В то время как до Пятидневной войны Мэри приходила к нам в голубовато-белой блузке фарфорового оттенка и казалась вообще подростком.

– Мэри, смотри: эта картина называется “Я ранена Пятидневной войной”. Но так тяжело мне видеть кровь в ране… что хочу замазать… какая я слабая.

– А меня обокрали. Взяли фотоаппарат – и больше ничего.

– Когда?

– Вчера. Я сидела на грузинском сайте, в это время отключился Интернет. Я пошла к знакомым. Еще им сказала: вот будет интересно, если и у вас отключат… И точно! Я только зашла на грузинский сайт – отключился. Пришла домой – дверь открыта.

– Чтоб страны меж собой не воевали – друг друга не хватайте за Цхинвали, – процитировали мы фразу из Живого Журнала.

– Спецрепы снимать не дают.

– Что?

– Специальные репортажи… Но это не самое страшное. Техник – он русский, мы сидим в одной комнате – прислал письмо по электронке: не выключила комп, в слудеющий раз – штраф…

– Не хочет с грузинкой разговаривать?