Никта

— Если речь о монстре в обличье моей сестры, то запихните его обратно в ящик Пандоры, замкните десятью замками и бросьте в Марианскую впадину. Этот подарок оказался так себе, вы уж простите за прямолинейность.

— Что ж, мы еще подумаем, как с тобой быть.

— Хотите судить меня за то, что ваш подарок оказался плох?

— Мы подумаем, чем заменить старый дар. Мы не оставляем тех, кто нам нравится, невознагражденными.

— Можете оставить мне видение других призраков, которые нормальные. Если вы понимаете, о чем я.

— Хорошо, пусть пока будет так.

Статуя пошевелила ноздрями своего греческого носа, будто принюхиваясь.

— Энтропия возрастает, — сказал пришелец настороженно.

— И в чем вы ее измеряете, в градусах по Цельсию? — ляпнула Катрин, неожиданно осознав, что находится не во тьме и не в лесу на пригорке, а в сырой пещере, куда проникает соленый морской воздух.

— Если так пахнет энтропия, она мне нравится, — пробормотала она.

И тут в нос ударил густой запах пряностей, словно Катрин зашла в индийскую лавку и нырнула лицом прямо в лоток с оранжево-красным песком, как бишь его название? Куркума, карри… Или кориандр? Как вообще выглядит молотый кориандр, и размалывают ли его в песок? И почему в названиях всех специй, как и в ее имени, есть буквы «К» и «Р»? Или это потому, что ей на ум идут только эти, а в мире есть туча пряностей, в чьих названиях преобладают, например, буквы «Щ» и «Ю»?

Катрин шумно чихнула, поспешно прикрыв рот и нос рукой. Ее рука тоже пахла чем-то, что словами уже было не выразить, не ассоциировать… Как здорово придумано со зрением: есть у красного цвета название, и скажешь кому-нибудь — «красный», тот сразу и поймет, о чем речь… Яблоко красное, кровь красная, роза красная, помидоры на ветке, что в теплице у тети Светы, тоже красные… По-разному красные, но все равно же всем понятно! И человеку, который никогда помидора не видел, так же легко его описать — шарообразный, красный, размером с ее детский кулак… Почему бы не придумать цвета для запахов? Аромат яблока нельзя назвать красным, потому что его запах совсем не похож на запах крови или розы… А может ли она быть уверена, что «красный» для нее — это то же самое, что «красный» для грека перед ней? Может, его внутриглазные палочки и колбочки работают как-то иначе, они же каменные… или гипсовые, или глиняные, и красный для него — что для нее желтый? Красный — опять «К» и «Р»!

— Теперь ты понимаешь, как пахнет энтропия? — спросил грек, когда Катрин пришла в себя.

— Ага. Буквами «К» и «Р».

— Вот именно, — грек назидательно поднял вверх указательный палец.

— То есть — ничем. Чем угодно. С тем же успехом я могла сказать, что от нее несет трактором «Беларусь». Это каша в голове с потоком ассоциаций.

— Трактор — не слишком ли примитивно для такого поэтического явления?

— Когда тебя пытаются свести с ума, уже не до поэтики, — сказала Катрин. — Ну все, я пошла отсюда. Куда делись мои кеды? Почему я босая? Ногам в вашей дыре холодно.

И она бодро потопала мимо грека к выходу из пещеры. Кажется, он не заметил ее страха.

— Катерина! — окликнул ее грек, когда она была уже почти у выхода.

— Чего?

— Ты знаешь, почему Хаос — женщина?

— Авторы как хотели, так и придумали. Если бы я была тем древним сказочником, что придумал первые мифы, я бы, может, персонифицировала его как огромного пятьсоткилограммого мужика верхом на трехногом слоне? Никта, Тиамат… Так совпало, вот почему!

— Неверно, — сказал грек, наигранно опечаленный ее невежеством. — Хаос — женщина, потому что она рождает.

— И еще потому, что сама не знает, чего от нас всех хочет!

— Не без этого, — улыбнулся грек.

Выйдя из пещеры, Катрин снова очутилась на холме. Рядом с ней стоял Рауль и, естественно, никаких гор, в которых могла оказаться та пещера, поблизости не было видно.

— Я сейчас исчезала? — спросила она.

— Нет.

— Я пробыла в другом месте минут пятнадцать-двадцать, как ты мог не заметить?

— Ты все время была рядом. Только что взобралась на мою могилку. А что у тебя на щеке? Похоже на букву «К».

Катрин прикоснулась пальцами к лицу. Щеку саднило, они была вся в крови. «Нет, этот тоже не оценит мою победу», — подумала она, и принялась копать. По мерзлой земле давалось ей это с трудом.

— Расскажешь?

— Тут будто бы ворота в другой мир, — ответила Катрин уклончиво. — Прямо-таки в сам Хаос.

— Там есть текила и девочки?

— Конечно же, нет!

— Тогда мне неинтересно.

— Эталонная низкопробность интересов, — фыркнула Катрин.

— Сама-то типа умная? Если умная, то почему бедная? Где твой ролекс?

Катрин заставила себя думать о море и цветочках, так что сдержалась от язвительного ответа. Вскоре ее лопата наткнулась на голову. Девушка отбросила свое орудие труда и полюбовалась находкой.

— Нашла?

— Ты превратился в прекрасное удобрение, дружище! Теперь от тебя миру будет много, много пользы, так что, пожалуй, твое тело мы тут и оставим.

Она подняла лопату и забросала тело таксиста землей, как Оникс несколько лет назад.

— Э, а что насчет того, чтобы перевезти меня на нормальное кладбище? Или хотя бы сообщить моему отцу, где тело?