И вотъ Тимоею, для заведенія настоящаго хозяйства, на первыхъ же порахъ требовались слдующія условія: во-первыхъ, чтобы умерла старуха; во-вторыхъ, чтобы умеръ солдатъ; въ-третьихъ, чтобы пять мужиковъ окончательно исчезли съ лица земли. Иначе въ самомъ дл Тимоею нтъ охоты работать Богъ знаетъ для кого: онъ впередъ знаетъ, что плоды его работы того и гляди отнимутъ.
Это только на первыхъ порахъ, но дальше — лсъ дремучій, сквозь который надо продраться. чтобы дойти до крестьянскаго благополучія. Такъ какъ каждая чепуха въ хозяйств достается только посл длинной цпи мучительства, то Тимоею надо идти на-проломъ, ломая совсть. Ему уже тогда не будетъ времени обращать вниманія на сосдей, — надо хватать и цапать, что попадется подъ руки и что выгодно. Надо пользоваться всякимъ случаемъ, лишь бы онъ былъ выгоденъ, не размышляя о томъ, что отъ этого же случая, можетъ быть, кто-нибудь помираетъ. Надо ловить моменть. Надо купить корову, ежели въ годъ безкормицы хозяинъ умоляетъ взять ее Христомъ Богомъ. Надо не упустить лошадь, хозяинъ которой уже твердо ршилъ содрать съ нея шнуру, чтобы получить три цлковыхъ и удовлетворить кредиторовъ, которые разрывали его на части. Надо уворовать за нсколько папушекъ табаку дрова изъ казеннаго лса, чтобы не замерзнуть, а чтобы не остаться безъ хлба, надо поставить міру два ведра, опоить и тогда получить вмсто двухъ десятинъ четыре. Надо ласкаться къ разжившемуся сосду, чтобы въ трудное время не остаться безъ подмоги, и безъ вниманія относиться къ бдняку, отъ котораго пользы. никакой нтъ. Словомъ, чтобы завоевать первыя необходимыя вещи для спокойной жизни, надо рвать, лгать, жить по-зврски, поступать по-волчьи, держа во всякое мгновеніе на-готов зубы и когти.
Только тому, кто ничего не длаетъ, ни о чемъ не думаетъ и не заботится, предоставляя своей жизни идти какъ ей хочется, только Тимоею и жилось сносно при отсутствіи всякаго благополучія. При всякомъ непріятномъ случа онъ говорилъ: «песъ съ вами!» И теперь, когда даже Портянка носилъ въ себ скрытую идею воскресной выпивки, Тимоей, пилилъ бревна безъ всякой задней мысли. Врне всего онъ купитъ хлба. Отработаетъ, получитъ свою часть и купитъ хлба — вотъ и все. Единственное тайное намреніе его заключалось въ томъ, чтобы по полученіи денегъ отъ Рубашенкова какъ-нибудь скрыться на время отъ старосты.
У него было много кредиторовъ, но самый страшный — староста. Послдній, въ зимнія и весеннія тяжелыя минуты, вносилъ собственныя деньги въ уплату податей за несостоятельныхъ, налагая извстный процентъ, который и выручалъ ожесточенно. Тимоей также состоялъ въ долгу у этого благодтеля и зналъ, что наткнись онъ на него сейчасъ посл работы — и деньги поминай какъ звали! Но и на такое непріятное происшествіе Тимоей смотрлъ равнодушно. У него заране придуманы мры укрывательства отъ благодтеля. Въ прошломъ году онъ спасался отъ него тмъ, что въ критическій моментъ, среди благо дня, ложился съ женой въ чуланъ и просилъ кого-нибудь изъ пріятелей-сосдей, напримръ, Чилигина, запереть дверь замкомъ снаружи. Пришелъ староста, посмотрлъ съ полнйшимъ изумленіемъ на замокъ, обошелъ кругомъ избы, взглянулъ въ окно, — нтъ Тимошки! Вышелъ на улицу, приложилъ руку козырькомъ, всматриваясь вдаль, — нтъ Тимошки! Посмотрвъ еще разъ на замокъ, староста заволновался, завертлся и прерывающимся голосомъ спросилъ у Чилигина, какъ бы случайно проходившаго мимо: «Гд же это онъ?!» — «Ты про кого?» — возразилъ Чилигинъ. — «Про Тимошку… куда онъ провалился? Вдь я вотъ сейчасъ, можно сказать, за спиной шелъ у него и видлъ своими глазами, какъ вотъ теперь тебя вижу, какъ онъ къ себ повернулъ… а глядь — замокъ!»
— Да ты, можетъ, не Тимошкину спину-то видлъ, обознался? — нагло спросилъ Чилигинъ, посл чего староста ушелъ, пораженный случившимся на его глазахъ проваломъ. Тимоей продлалъ такую нехитрую штуку разъ пятнадцать, покуда, наконецъ, нашелъ возможность уплатить долгъ.
Нынче Тимоею лнь было залзать въ чуланъ, чтобы спастись отъ благодтеля, который, какъ извстно было Тимоею, глазъ съ него не спускалъ во все продолженіе пилки. Онъ ршилъ спастись иначе, помимо чулана. Онъ, лишь только получитъ съ Рубашенкова свою часть, проберется задами къ хлботорговцу и на вс наличныя купить хлба. Если на задахъ, соображалъ Тимоей, попадется староста, онъ, спрячется въ конопли и тамъ выждетъ. Староста, конечно, прибжитъ въ этотъ день и скажетъ:
— Ну, ужь, Тимоей, ты, братъ, теперь отдай, потому, знаю хорошо, деньги завелись у тебя.
— Чаво? — возразитъ Тимоей насколько возможно равнодушно.
— Вотъ теб разъ, — онъ еще спрашиваетъ! Это даже очень безсовстно ты говоришь! Отдай долгъ — вотъ я про что.
— А! ты вотъ про что! Ну, такъ ужь извини, я хлба купилъ, все дочиста отдалъ за мшокъ.
— Какъ мшокъ? — закричитъ староста, какъ ужаленный.
— Такъ. Одно слово — хлбъ, больше ничего. А денегъ нтъ.
Сказавъ это, Тимоей посмотритъ на небо и по сторонамъ.
— Что же ты, идолъ, со мной хочешь длать? — застонетъ староста.
— Не безпокойся, отдамъ. Забылъ я вчера совсмъ тебя…
— Ахъ, ты, идолъ!