Несколько кольев

Измрили разстояніе. Тимоей сдлалъ нсколько предварительныхъ опытовъ, по окончаніи которыхъ всталъ вверхъ ногами. Шелъ онъ правильно, изрдка колыхался. Вдругъ на мст дйствія появился Рубашенковъ, таракановскій подрядчикъ и надсмотрщикъ. Трое артельщиковъ живо услись около огня и думали: «Ну, задастъ же онъ ему перцу!» Но Тимоей ничего. Онъ шлепнулся на землю, всталъ на ноги и, какъ ни въ чемъ не бывало, заговорилъ съ подрядчикомъ.

— Пожалуйте, ваше степенство, папироску мн! — сказалъ онъ, и, къ удивленію товарищей, Рубашенковъ далъ ему папироску.

Но когда Рубашенковъ ушелъ, Мироновъ съ укоромъ покачалъ головой.

— Какой ты, право, Тимоей… нисколько нтъ въ теб страху!

— А чего мн бояться? — возразилъ Тимоей.

— Да мало-ли чего… Даже удивительно, какъ можно эдакъ ребячиться. Погляжу я, никакого въ теб нтъ правила.

— А на что мн правило?

— Да разв можно всю жизнь ходить вверхъ ногами? Вонъ у тебя изба стоитъ безъ двора — разв это дло?

— Безъ двора, такъ безъ двора. Что мн о двор печалиться? Только начни заниматься дломъ, и не оберешься подлостей разныхъ.

— Погляжу я, разуму въ теб, что въ маломъ ребенк! — еще разъ покачалъ головой Миронъ.

— Только зачни печалиться о домашности, сейчасъ страсть сколько подлостей надлаешь. Достатку, а наипаче богатства можно только черезъ подлость достигнуть.

Тимоей, вопреки своему характеру, говорилъ задумчиво. Натура его была до такой степени искренняя, что когда онъ шутилъ, вслдъ за нимъ и товарищи оживали, а стоило ему на мгновеніе затуманиться, на всхъ лицахъ появлялись тни. И на этотъ разъ вышло такъ же. Едва онъ пришелъ въ себя, какъ Чилигинъ и Портянка повеселли. И долго еще, уже находясь въ постели, т.-е. попросту на голой земл около костра, прикрытые зипунами, они не могли заснуть отъ шутокъ Тимоея, который изъ-подъ полушубка шепталъ отъ времени до времени прибаутки, заставлявшія товарищей покатываться со смху.

Тимоей для всхъ былъ человкъ легкомысленный, которому все равно, что бы ни случилось въ деревн. Разные деревенскіе недуги и невзгоды какъ-то не касались его. Ходилъ онъ большею частью по чужимъ людямъ: тамъ поживетъ, въ другомъ мст поживетъ — глядишь, анъ зиму какъ-нибудь и провелъ. Ходилъ онъ по людямъ по большей части съ женой, а если гд съ женой нельзя было жить, то покидалъ тотъ теплый уголъ, гд ему удалось пристроиться, чтобы отыскать другой, въ которомъ могла помститься и жена. Многаго отъ жизни онъ не требовалъ, былъ бы хлбъ и вареная картошка, которую онъ, впрочемъ, любилъ въ тепломъ вид, иначе сердился и длался мраченъ. А хлбъ и картошку добывать ему удавалось всегда. Изрдка два супруга дозволяли себ роскошь: выпивали вмст водки и гуляли, обнявшись, по улиц, гуляли и пли, въ промежуткахъ весело разговаривая. Оба были еще молоды и здоровы; жена даже выглядла ядреной, съ своимъ толстомясымъ лицомъ и круглымъ туловищемъ. И хорошо было бы имъ, еслибы они могли вести всегда такую жизнь.

Но русскій человкъ, въ особенности деревенскій, любитъ домъ, привязывается къ нему крпко, всми помыслами, до самаго гроба. Иной въ деревн съ трогательною преданностью заботится о своемъ дом, все что-то прилаживая и приспособляя, тогда какъ на самомъ дл посмотрть, у него и дома-то никакого нтъ. Многое множество живетъ такого рода людей въ этой деревн, на мст дома у нихъ стоитъ одна мечта, притомъ мечта тревожная, безпрестанно мучающая, неотвязчивая. Иной бдняга ходитъ-ходитъ вокругъ этой мечты, да и не выдержитъ, падетъ, загубленный ненастоящею жизнью. Въ деревн то и дло происходили необыкновенные и, повидимому, неожиданные перевороты: одинъ мужикъ, въ особенности изъ юркихъ и достаточно безсовстныхъ, выкарабкается изъ нужды, купитъ дв лошади, «по случаю», захватитъ нсколько земельныхъ надловъ и заведетъ дйствительное хозяйство, а другой смотаетъ послдній скарбъ, разрушитъ въ конецъ свою мечту и затмъ закладываетъ шапку и шаровары, чтобы выпить. А, между тмъ, до этой минуты вс видли въ немъ хорошаго крестьянина, потому что у него былъ домъ, хозяйство и все прочее. Эти необыкновенные перевороты такъ часты и внезапны, что ихъ можно объяснить только болзненнымъ состояніемъ жителей. Достаточно, кажется, ничтожнйшаго случая, малйшаго дуновенія противнаго втра, чтобы свалить съ ногъ ослабвшаго человка. Появился въ деревн дифтеритъ — и половины ребятъ какъ не бывало. Наложили лишнюю полтину сверхъ прочаго — и два-три человка, какъ потомъ оказывается, ослабли и пали, записавшись въ разрядъ мертвыхъ. Повидимому, нтъ такой болзни, которая бы быстро не привилась къ деревн.