Несколько кольев

Никто не могъ отдать себ яснаго отчета, почему онъ пугается Рубашенкова. Послдній никогда не обсчитывалъ сверхъ мры, расплачивался аккуратно. Просто было отчего-то боязно. Онъ поражалъ. Иногда давъ зуботычину, платилъ деньгами получившему ее. Но это было рдко. Всего чаще онъ пускалъ пыль въ глаза: сорилъ кучами денегъ, издвался, мучилъ словами и везд держалъ себя нагло. Это была свинья, посаженная негодными обстоятельствами за столъ совсмъ съ ногами.

Дло было вечеромъ. Окончивъ пилку, Тимоей пошелъ въ сарай, гд обыкновенно въ это время Рубашенковъ подводилъ счетъ. Наступали уже сумерки, тни легли по угламъ сарая, и Тимоей едва разглядлъ фигуру подрядчика.

— А я къ вашему степенству, — сказалъ беззаботно Тимоей, улыбаясь. — Изволите видть, примтилъ я вонъ тамъ хворостъ и палки, и думаю: дай-ка я пойду къ нимъ, то есть прямо къ вамъ, и попрошу — авось они дадутъ…

— Это еще что за новость? — насмшливо возразилъ Рубашенковъ.

— Мн чуть-чуть только… Хворостъ, вижу, зря валяется. Дай, думаю, спрошу у его благородія, т.-е. у васъ.

— Какіе палки и хворостъ?

— Да вотъ они тамъ въ куч. Есть хворостъ, чурбашки, жердочки, вонъ посмотрите… Я и думаю: дай, молъ, думаю, къ его высокоблагородію доложить… — Тимоей проговорилъ послднія слова робко, думая, не пересолилъ-ли онъ, называя подрядчика высокоблагородіемъ.

— Зачмъ же теб такая вещь понадобилась? — спросилъ послдній.

— Да ужь мн пригодились бы… Извольте знать, у меня, можно сказать, заплоту нтъ при дом. Признаться, не на что поставить его… Такъ вотъ я и подумалъ: дай-ка у нихъ попрошу… Мн маненько, а для васъ безъ пользы.

Рубашенковъ все это слушалъ въ полъ-оборота Потомъ снова принялся считать на стнкахъ. Онъ былъ безграмотенъ, а потому бухгалтерію велъ на палк, а чаще всего на досчатыхъ стнахъ сарая, царапалъ мломъ или углемъ длинные ряды какихъ-то знаковъ. Но онъ никогда не ошибался, кто сколько заработалъ. Тимоей уже думалъ, что дло его не выгорло, и собирался уходить, какъ былъ круто остановленъ.

— Подожди тамъ! — сказалъ Рубашенковъ.

Тимоей сталъ ждать. Онъ пока занялся оглядываніемъ сарая и замтилъ по всмъ угламъ массу бутылокъ. По середин сарая стоялъ большой ящикъ, служившій, какъ будто, столомъ, потому что на немъ валялись объдки ветчины и огурцовъ; подл этого ящика стоялъ другой, поменьше, замсто стула. Подъ ними также навалены были груды пустыхъ бутылокъ. «Должно быть, шибко пьетъ!» — подумалъ Тимоей, а до него немногіе рабочіе знали, что Рубашенковъ ночи проводитъ на-пролетъ въ пьянств.

Прошло много времени, прежде чмъ Рубашенковъ кончилъ счетъ.

— Такъ ты просишь дерева изъ той кучи? Хорошо, посмотримъ, умешь-ли ты заслужить… Вотъ я теб такой урокъ задамъ: пробги до кабака и возьми для меня бутылку рому, и обернись сюда всего-на-всего въ десять минутъ. Ежели прибжишь вовремя, тогда посмотримъ, стоитъ-ли такой бродяга снисхожденія… Ну?

Тимоей при этомъ неожиданномъ предложеніи задумался, хотя во весь ротъ улыбался, но подъ упорнымъ взглядомъ. подрядчика ршился.

— Это я могу, — сказалъ онъ весело.

Рубашенковъ вынулъ часы, посмотрлъ на нихъ и махнулъ рукой. Тимоей пустился что есть духу бжать, засучивъ предварительно штаны. До кабака было довольно далеко, но Тимоей все-таки во-время прилетлъ, тяжело дыша; отъ усталости у него даже глаза были вытаращены. Подрядчикъ не взглянулъ на него, взялъ бутылку, услся возл ящика и выпилъ разомъ объемистый стаканъ рому. Потомъ, изъ-подъ сиднія вытащилъ бутылку сельтерской воды и всю ее опорожнилъ. Онъ барабанилъ отъ нечего длать пальцами по столу. Ему, очевидно, было страшно скучно.

Во все это время Тимоей стоялъ у входа въ сарай и любопытными взорами наблюдалъ за Рубашенковымъ, думая, что послдній уже забылъ о его существованіи. Но тотъ, выпивъ еще стаканъ, тусклымъ взглядомъ оглядлъ его съ ногъ до головы.

— А, можетъ, и ты хочешь выпить? — насмшливо выговорилъ онъ.

— Ежели вашей милости угодно — отчего же…

— На, пей.

Тогда Тимоей, не подходя близко къ ящику, вытянулся и издалека взялъ стаканъ въ руки.

— Ухъ, какая крпость! — сказалъ онъ, задохнувшись отъ выпитаго стакана.

— Привыкли сивуху трескать, такъ это для васъ не по рылу! — презрительно замтилъ Рубашенковъ.

— Точно что не по рылу. По нашему карману, выпилъ на двугривенный и сытъ. А какая, позвольте спросить, цна этому рому?

— Какъ бы ты думалъ? — спросилъ въ свою очередь Рубашенковъ.

— Да я такъ полагаю, не меньше какъ рупь…

Рубашенковъ захохоталъ.

— Пять цлковыхъ!

— Б-боже ты мой! — возразилъ Тимоей и покачалъ головой.

На лиц Рубашенкова отражалось самодовольство.

— А какъ бы ты думалъ, сколько по твоему разуму стоило всего-на-всего мое платье? — спросилъ Рубашенковъ.

— Все дочиста?

— Дочиста, съ головы до ногъ.

— Да какъ бы сказать… Надо думать, полсотни мало…

Рубашенковъ захохоталъ. Потомъ высчиталъ по пальцамъ: пара стоила сотню рублей, часы семьдесятъ, сапоги пятнадцать, картузъ семь, шейный платокъ четыре и т. д.