Награда

А Ванька-калмыковец бежал по тайге, словно дикий кабан, преследуемый охотниками. Ему казалось, что вот-вот люди схватят его, вот-вот грянет выстрел. «Проклятый Чжан поторопил», — злобно думал Ванька.

Надо бы остановиться, подождать преследователей, притаившись за деревом. Есть еще патроны в нагане! Но страх охватил все его существо и гнал и гнал вперед.

На берегу Анюя Ванька сорвался с обрыва, покатился вниз. С минуту, озираясь, постоял на темном льду, сунув руки за пазуху. Пожалуй, оторвался от погони... Впрочем, кто знает, может, они сейчас целятся в голову. Вон какие-то тени мелькнули в кустах...

— К Пору, на остров, к Пору! — прошептал Ванька-калмыковец и, скользя торбасами, кинулся через реку к темнеющему вдали острову шамана.

Бурлит Анюй под толщей льда, неустанно гонит свои прозрачные воды в Амур. Умеючи надо ходить по ледяному мосту. Но Ванька из тех, кто хорошо знает нрав таежной реки. Он петляет, выбирает верную дорогу, где нет коварной полыньи, где лед толст и надежно держит человека. Еще несколько минут — и калмыковец будет у цели. Уже можно различить черные столбы у входа в жилище шамана. Днем на этих столбах видны черепа животных, грубо вырезанные лица грозных духов... А это кто движется у самой кромки льда? Наверно, сам хозяин острова шаман Пору.

— Пору! — крикнул Ванька. — Пору, подожди маленько!

Но у самого берега, когда была так близка цель, калмыковец вдруг с ужасом почувствовал, что под ногами его ломается лед. Эх, засмотрелся на шамана, не углядел промоины!.. Медленно погружался Ванька в обжигающую холодом воду, черную и неумолимую, цеплялся одеревеневшими руками за кромку льда, стараясь выбраться на берег.

— Помоги! — звал он шамана, неподвижно стоящего на берегу. — Помоги, озолочу! — захлебывался калмыковец.

Шаман медленно приблизился к полынье. Чуть-чуть продержаться, и Пору протянет ему руку. Но шаман стоял над полыньей и не торопился спасать Ваньку.

— Руку, руку, Пору! — калмыковец с головой ушел в воду и снова появился на поверхности. — Руку, дьявол! Пропадаю...

Луна вышла из-за туч и осветила шамана. Пору улыбался. Ванька с ужасом глянул в его страшное лицо и в лютой злобе прохрипел:

— Дьявол, спаси...

— Духи тебя берут к себе, Ванька, — торжественно произнес шаман.

Калмыковец что-то крикнул в последний раз и скрылся в черной глубине Анюя.

Март.

Начало марта в Приамурье — это время неистовых снежных бурь, первых оттепелей и прозрачных сосулек, свесившихся с крыш.

Теплый ветер гнал снеговые тучи, наметал сугробы у каждого дома.

Утром Матвей Алексеевич с трудом открыл дверь своей избушки и стал прокапывать в снегу проход. Лопата валилась из ослабевших рук, и фельдшер виновато улыбался, когда из фанзы вышла Груша и сказала ему:

— Я сама, дай-ка лопату. Тебе нельзя, Матвей. Других ругаешь за нарушение режима, а сам? — И решительно отобрала лопату.

Матвей Алексеевич перенес жестокую простуду. Простудился, когда его вызывали в соседнее стойбище к роженице. По бездорожью пробирался он с верным Иннокентием, держась берега таежной речушки. Впервые обратились к нему за помощью из того стойбища и тем более к роженице.

Видимо, молодой охотник, будущий отец, решил пренебречь обычаями предков, полагавшихся только на судьбу, на волю духов и умение шаманов. Этот случай показался Матвею Алексеевичу примечательным. Значит, зреет в сердцах таежных людей вера в науку.

Тяжкий путь в стойбище был преодолен быстро. Из сил выбились и люди и собаки. Возле убогой фанзы, где находилась больная, Мартыненко увидел разобранные на части нарты. Он уже знал, что нанайцы разбирают нарты, когда у женщины трудные роды. Но фельдшер приехал поздно, умерла молодая мать. Расстроенный возвращался он домой. Завернувшись в тулуп, Матвей Алексеевич молча сидел на нартах, не отзываясь на вопросы Иннокентия, старавшегося отвлечь фельдшера от печальных мыслей.

До дома оставалось не более пяти километров, когда собаки, почувствовав жилье, резко рванули. Мартыненко, не ожидавший этого, вывалился из нарт и скатился с крутого берега в речку. Иннокентий кинулся спасать друга, а собаки, воспользовавшись свободой, скрылись в тайге.

— Плохо, Матвей, собаки ушли домой! — в отчаянии воскликнул Иннокентий. Он помог фельдшеру снять еще не успевший намокнуть тулуп, разуться. Ноги были мокры, вода попала в валенки.

Поздно ночью ввалился полузамерзший Матвей Алексеевич в фанзу, напугав жену своим видом. Иннокентий заботливо поддерживал его под руку.

И вот впервые Матвей Алексеевич встал на ноги и принялся расчищать дорожку от снега.

Март...

Нет уже той силы у зимнего ветра, уступает он ветру весны. До обеда косматилась пурга, а теперь ярко светит солнце, растопляя прозрачные сосульки. Весна во всем — в терпком запахе почек, в румянце оживленной и веселой Ани.

— Матвей Алексеевич, — кричит она, подбегая, — вам еще рано выходить на воздух!

— Совсем не рано, Анечка. Воздух — лучшее лекарство для таких, как я. Вот пойду к своим пациентам, а то я их заочно лечу. Груше наставления даю.

— Вы будете на женском празднике? — спросила Аня.