Матвей Алексеевич был не в духе. Давно начался прием больных, а Сайлы все нет. Она нужна ему не только как сестра-санитарка, но и как переводчица.
Смущенная, запыхавшаяся вошла Сайла в амбулаторию и сразу кинулась к печурке, подбросила дров, гремя ведрами, ушла за водой. Вернувшись, тихо проговорила:
— Матвей Алексеевич, просить буду...
Он вопросительно посмотрел на Сайлу.
— Что ты хотела?
— Я девочку привела...
— Пусть заходит, раздевается. К чему тут просьба особенная? Твоя Кеку?
— Нет, доктор, чужая девочка. Алтока зовут. Не больная, совсем здоровая. Продают ее.
— Продают? Что за чушь! А ну-ка позови сюда...
Сайла приоткрыла дверь и крикнула что-то по-нанайски.
В приемную вошла девочка лет шести. Она потупила быстрые глазенки и остановилась у двери.
— Подойди поближе, Алтока. Кому тебя продают? — ласково заговорил Матвей Алексеевич. Девочка молча взглянула на Сайлу.
— Не понимает по-русски, — пояснила Сайла. — Сама буду говорить. Отец Алтоки умер, мать одна, бедная, больная. Трое детей у нее. Пришел старый охотник, уговорил мать отдать Алтоку ему в жены. Выкуп дал хороший. Скоро в свой дом возьмет старый охотник маленькую Алтоку. Какая жена Алтока! — с болью крикнула Сайла.
— Вот в чем дело... — Матвей Алексеевич нахмурился. Какое бессердечие: отдать девочку старику. Алтока — невеста...
— Ты в сельсовете была? — спросил он Сайлу.
— Нет.
— Придется сходить самому. — Матвей Алексеевич взял девочку за руку. — Идем, Алтока. Идем со мной, не бойся.
Алтока доверчиво подала ему ручонку, а другой потрогала полу белого халата.
Сергей Киле был в сельсовете. Он обрадовался приходу фельдшера и вышел из-за стола навстречу дорогому гостю.
— Вот невесту привел, — угрюмо сказал Матвей Алексеевич, присаживаясь на табуретку, и подтолкнул оробевшую Алтоку к столу председателя.
Сергей растерянно смотрел на фельдшера.
— Что уставился? — сердито сказал Матвей Алексеевич. — Да, этот ребенок — невеста. Мать Алтоки польстилась на богатый выкуп и продала ее в жены старому человеку. Как же получается, Сергей? Советская власть, куда ты смотришь?
Поняв, о чем идет речь, Сергей заулыбался.
— Смотришь... Я не знал.
— Обязан знать. Все, что делается в стойбище, знать должен!
— Обязан... А все обязаны помогать мне. Один что сделаю? — спокойно произнес Сергей.
Такой ответ озадачил Мартыненко. Конечно, прав Сергей!
— Ну вот, считай, что я тебе помогаю, — смягчился Матвей Алексеевич. — Что будем делать с девочкой?
— В обиду не дадим, — твердо заверил председатель. — Закон не разрешает женить малолетних. Поступим по закону. Мы уже двоих под суд отдали. Тоже на малолетних жениться хотели.
— А закон этот, документ, у тебя имеется? — спросил Мартыненко. — Доказывать придется кое-кому.
— Есть закон. — Сергей порылся в столе и протянул Матвею Алексеевичу несколько листов серой бумаги, сшитых тонкой жилкой.
«Выписка из протокола 1-го инородческого съезда инородцев, — прочитал Матвей Алексеевич, — жителей Нижне-Тамбовской волости Хабаровского уезда Приморской области, состоявшегося 21 мая 1921 года в селе Нижне-Тамбовское. На съезде присутствовали...» Дальше шло перечисление нанайских и орочских стойбищ.
Съезд воспрещал женитьбу на малолетних, куплю и продажу невест, выселение рожениц в шалаши, отменял старый обычай погребения.
— Н-да, в довольно решительных выражениях... И все правильно, — сказал Матвей Алексеевич. — Выходит, закон есть, а знают его плохо.
Сергей только вздохнул в ответ.
— Кстати, младенцев-то умерших хоронят в дуплах?
— В Тайхине — нет.
— А в других местах?
— В тайге, однако, кое-где хоронят, — признался Сергей. — Сразу всех не научишь...
— Так что будем делать с этой невестой? — Матвей Алексеевич погладил девочку по голове.
— В обиду не дадим, Матвей! — заверил Киле и ласково что-то сказал девочке. Та улыбнулась, согласно закивала головой. — Постой, — остановил Сергей Матвея Алексеевича, заметив, что он собирается уходить. — Книги получили, посмотри.
Только тут Мартыненко увидел, что угол комнаты завален пачками книг. Сергей взял одну, положил на стол.
— Вот, смотри, Петр прислал.
— А где он, пропащая душа?
— В Хабаровске. Письмо прислал. Пишет, что Чжана осудили. Суд был. Вана оправдали.
— Жаль, тоже мошенник порядочный!
— Еще пишет Петр, что в стойбище у нас откроется красная юрта. Человек приедет. Вот и книги для юрты. Хорошо?
— Славно, Сергей, славно!
Матвей Алексеевич вышел из фанзы.
Хорошо вечером постоять на улице, полной грудью вдохнуть теплый, пахнущий снегом воздух. Синие сумерки уже легли на потемневший снег. У берега Анюя, на дороге, которую называли «тропой охотников», толпились люди. Они размахивали руками, что-то кричали.
Матвей Алексеевич спросил бегущего туда парня:
— Что случилось, почему столько народу?
— Охотники едут. Большого мапу убили. — И побежал дальше, рыча по-медвежьи.
Матвей Алексеевич знал, что нанайцы редко называют собственным именем хозяина тайги — медведя, а зовут почтительно «мапа», что означает «старик», или «ама» — «отец», чтобы не обидеть медведя.