Награда

— Вот, товарищи, это связной атамана Ваньки. Он принес записку Кирееву. Мы сняли с нее копию. Подлинник он, конечно, сжег. А его ответ попал в наши руки. Рассказывай, как было дело, обратился Кольцов к калмыковцу.

— Как было... Я всегда хожу, связь с Киреевым поддерживаю. Записки ношу от атамана. Так и на сей раз было. Все правильно, — простуженно хрипел калмыковец.

— Какого же огонька просил атаман? спросил Петр.

— Известно какого, — осклабился калмыковец. — Патроны нужны, порох.

— Он что, сам объявился с запиской? — спросил судья.

— Сам я, сам! — заторопился калмыковец. — Нет моготы больше скитаться в тайге. Решил: пускай пристрелют, пускай в тюрьму, но от Ваньки сбегу...

— Поздно одумался.

— Дурак потому, — согласился верзила. Гольный как есть дурак. Давно надо было бежать. Уговаривал Ванька: «Скоро белые выступят», из Китая, значит. Потом на японцев надеялся...

— А теперь на кого надеется? — спросил Петр.

— Видать, ни на кого. Озверел совсем. «Стрелять, — говорит, — надо всех, кто Советы поддерживает».

— Мерзавец!

— Вылавливать надо бандитов...

— Киреев-то, Киреев, собака!

— Сами теперь убедились, какой есть Киреев враг Советской власти, — вмешался председатель. Известно вам, что он был владельцем крупной аптеки во Владивостоке? Опиумом тоже не брезговал. Потом в контрразведку попал к Калмыкову. В Хабаровске по его вине сколько наших товарищей погибло!

— Ловко маскировался, гад!

— Уведите! — мотнул головой в сторону калмыковца и Киреева председатель. — Киреева отдельно посадите. А этого... накормите пока. в Хабаровск обоих направим, там разберутся.

Когда парни вывели арестованных, Кольцов сказал:

— Есть предложение создать отряд для борьбы с бандитами. Расположение их нам примерно известно. Отряд я поведу сам.

Предложение было принято единогласно.

С тягостным чувством покидал Матвей Алексеевич заседание исполкома. Он всегда испытывал омерзение, встречаясь с подлостью, и не понимал таких людей, как Киреев. А сейчас он упрекал себя: почему раньше не высказал своих подозрений? «Да, Петр прав, очень уж я доверчив и всегда ищу в человеке хорошее. А если бы Киреева не разоблачили, сколько он мог еще причинить зла!»

Петр остался в Сретенском. Мартыненко возвращался домой с той же почтовой оказией, с тем же ямщиком. Догорала вечерняя заря, когда выехали из леса. Усевшись поудобнее, почтарь начал неторопливо рассказывать какую-то длинную историю о способах лова калуги. Матвей Алексеевич рассеянно слушал старика. Монотонный звон бубенчиков убаюкивал, и он с трудом боролся с дремотой.

— Был у нас Степка-рыжий. Вот тот был удачлив рыбак, — гудел голос почтаря. — Так он однова подцепил калужину пудов на двадцать. Веришь, едва в лодку уместилась...

Искрился в лунном свете снег. Мохнатые лошадки, поседевшие от изморози, неутомимо бежали. Луна то скрывалась за тучей, то снова показывалась на темно-синем небе, заливая прибрежный лес, равнину реки призрачным сиянием.

В пургу

Охотники нашли Пору недалеко от стойбища. Шаман лежал на снегу без сознания. По следам быстро определили, что он шел с острова в стойбище, к людям, упал недавно, иначе бы замерз.

Шамана принесли в больницу. Он метался в бреду, кричал что-то бессвязное, рвал на груди засаленную рубаху, отталкивал Сайлу, пытавшуюся поставить градусник.

Матвей Алексеевич определил у него крупозное воспаление легких. Наверно, шаман вышел разгоряченный из фанзы после неистового камлания и простудился. Надежд на выздоровление было мало. Пору — болезненный, узкогрудый, изможденный. А Мартыненко хотелось просто по-человечески помочь старику.

— От тебя будет все зависеть, Сайла, — сказал ей Матвей Алексеевич. — Ухаживай получше за стариком, может, и выздоровеет.

Сайла ночи просиживала у постели шамана. Тоска бы загрызла ее в длинные зимние ночи, если бы не чудесная вещь — букварь. Она уже затвердила буквы и складывала их в звучные русские слова: «Мы не рабы... Ленин жив... Наша земля». Из слов получались фразы о новой, не всегда понятной жизни. Сайла радовалась, так радовалась, что даже иногда плакала. Теперь она вместе со всеми училась в ликбезе.

Когда об этом узнал ее бывший муж Апа, он пришел в школу и спросил ее:

— Зачем буквы тебе, Сайла?

— Чтобы было светло в моей голове, — ответила она.

— Ак-кха! — поперхнулся Апа. — Нет, в эту женщину определенно вселился злой дух!

Да, она будет учиться, станет лечить, как Матвей. Вот лежит на кровати шаман Пору и как ребенок повинуется ей. А ведь недавно он даже не удостаивал ее взглядом.

Когда Пору впервые пришел в сознание и глянул на темные худые руки свои, протянутые поверх белоснежной, как мех горностая, простыни, в единственном глазу его загорелся испуг.

У кровати появилась Сайла в белом халате, в марлевой повязке на черных волосах.

— Где я? Не в стране ли предков? — спросил еле слышно Пору, удивившись необыкновенной слабости своего голоса.

— Ты на этой земле, шаман Пору, — заверила его Сайла, поправляя подушку. Она накапала какой-то жидкости в чайную ложку и поднесла к губам старика.

Пору с брезгливой гримасой отвернулся от остро пахнущей ложки.