Награда

Принесли чай. Матвей Алексеевич с удовольствием прихлебывал горячий, заваренный круто, по-амурски, напиток и слушал. Петр Щука и Алексей Кольцов, бывшие боевые дружки, вместе партизанили, лежали в госпиталях, штурмовали Волочаевскую сопку. Перебивая друг друга, друзья вспоминали общих знакомых, эпизоды недавних сражений. Говорили о делах волости, о кооперативе, о ликвидации неграмотности, об избах-читальнях, о необходимости расширить заготовку леса и добычу золота. Эти энергичные люди знали, что делать, куда идти, на кого опираться. Матвею Алексеевичу с ними было просто и понятно.

Беседу прервал секретарь исполкома:

— Алексей, все в сборе!

— Приглашай.

Члены исполкома — их было человек десять — входили, рассаживались на скамьи, поставленные вдоль стен. Среди них было две женщины.

Первым вошел Киреев. Увидев гостей, он слегка кивнул головой, сел с краю стола председателя протирая запотевшее на морозе пенсне. С видом знающего себе цену человека он окинул взглядом присутствующих.  

— Повестка дня какая? — небрежно спросил он председателя.

— Сейчас узнаешь, — Кольцов прихлопнул по корке потрепанной папки, лежащей на столе.

— О больнице надо бы поговорить сегодня, — заметил Киреев, усаживаясь поудобнее на единственный в кабинете венский стул.

— Поговорим и о больнице, — пообещал Кольцов.

Матвеи Алексеевич приметил, что Петр с откровенной неприязнью смотрит на Киреева, и тот, вероятно чувствуя эту неприязнь, зябко поводит плечами.

— Дело вот какое, товарищи, — начал Кольцов, приподнимаясь за столом. — Калмыковцы, что шляются пока в тайге, стали нам, большевикам, любовные письма слать. Вот, можете познакомиться, — передал он бумажки членам исполкома. — Угрожают бандиты расправой. Такой почерк нам уже известный. Скажу, что не только в нашей волости такие штуки распространяются, но и в других местах на Амуре.

— «Защитники истинной России...» — прочел вслух Киреев, близко к носу держа листок. — Какая наглость! Неслыханная наглость!

— Я с тобой согласен, Киреев, — пристально посмотрев на него, сказал председатель.

— Но, может быть, это мистификация? — не унимался Киреев. — Озорник какой-нибудь писал. Проверить надо.

— Проверяли. Такие «истинные защитники» имеются. Да ты и сам знаешь, Киреев, холодно возразил председатель.

— Знаю, конечно, что бандиты в тайге скрываются, но так ли они страшны?

— Тебе виднее, Киреев. Ведь ты якшаешься с калмыковцами, — серые глаза председателя потемнели.

У Киреева открылся рот от неожиданного обвинения. Он вскочил, вцепился в кран стола руками и долго не мог выговорить слова, только хрипел, глотая воздух.

У членов исполкома вырвался возглас изумления. Все смотрели на Киреева и на председателя.

— Это шутка или провокация? — сдавленным голосом проговорил овладевший, наконец, собой Киреев. — Ты мне ответишь за такие шутки! Они неуместны. Кольцов!

— Нам не до шуток, Киреев. Обидно, что проглядели мы тебя, матерого врага. Да, да, товарищи, — поднял руку Кольцов. — У меня есть доказательства.

— Какие? — кричал Киреев, поддерживая рукой спадающее с носа пенсне. — Я, наконец, должен покинуть заседание Совета, чтобы не выслушивать оскорблений.

— Сядь ты! — грубо приказал Кольцов. — Доказательства будут, не торопись. Покинуть... Сбежать хочешь? Не выйдет! Вот твоя записка Ваньке-калмыковцу. — Кольцов показал членам исполкома листок. — Здесь написано твоей рукой: «Все будет сделано, как договорились». Ну, признавайся, ты писал?

— Товарищи, да что Это такое? — обратился Киреев к членам исполкома.

Мартыненко прочитал на его лице искреннюю боль обиженного человека. И если он только что был склонен верить в виновность Киреева, припоминал подробности первой с ним встречи, то сейчас усомнился в этом.

А Киреев продолжал:

— Да я таких записок много пишу. Мало ли приходится по делам разным отвечать? Даже не помню, кому она адресована. Я требую...

— Припомнишь. Ты вчера ее писал, записку. Отвечал бандитам. А они тебе вот что писали: «Приготовь огонька, ждать больше не можем». Получил такую записку?

— Нет! — отвечал Киреев. Он еще больше приободрился.

—Товарищи, это копия той записки бандитской, подлинник он сжег, вероятно...

— А ты видел? — закричал Киреев. — Ты видел, как я сжег? Да, я теперь убедился, что Кольцов провокатор! — Киреев с грохотом отодвинул ногой стул, мешавший ему стоять.

— Я так и предполагал, что ты будешь изворачиваться, — с ненавистью глядя на Киреева, проговорил председатель. — Петрович, — обратился он к секретарю, прикажи привести того, связного...

Матвей Алексеевич увидел, как побледнело лицо Киреева, задергалась в нервном тике щека. Словно слепой, он шарил позади себя рукой, пытаясь найти стул, и не мог. Петр, сидевший рядом, пододвинул ему стул, и Киреев мешком плюхнулся на сиденье.

Петрович скоро вернулся. За ним в комнату ввели заросшего, с багровым, обмороженным лицом медвежеватого верзилу в порванном полушубке и лохматой папахе. Сопровождали бандита двое парней, вооруженных охотничьими берданками. Арестованный остановился у стола председателя, озираясь вокруг. Заметил скорчившегося Киреева, зло усмехнулся.