Награда

Кирилка появился неожиданно. Аня усердно мыла в классе пол. Ей помогали Сайла и две ученицы. Дверь скрипнула, приоткрылась, и парень нерешительно остановился на пороге.

— Кирилка! — обрадовалась Аня. — Ну что же ты встал?! Проходи в мою комнату!

Если бы она была повнимательнее, то заметила бы, как смутилась Сайла, увидев парня, как молодые люди обменялись быстрыми взглядами. Но Аня старательно терла пол. Кирилка на цыпочках прошел в комнату Ани, с улыбкой оглянувшись на Сайлу. Сайла что-то с притворной суровостью сказала ему по-нанайски.

Как ни уговаривала Аня Сайлу оставаться пить чай, женщина не согласилась: «Матвей Алексеевич ждет, идти надо». Она была чем-то озабочена, невпопад отвечала на вопросы учительницы.

Переодевшись, Аня накрыла стол, пододвинула Кирилке чашку и сахарницу.

Обычно Кирилка минуты не мог посидеть спокойно, а тут вдруг стал вялым и рассеянным.

— Чего присмирел? — пристально посмотрев на него, спросила Аня.

— Сердито говорила!..

— Кто?

— Сайла. Сказала: когда приходишь в дом, надо здороваться.

— Справедливое замечание. Нужно всегда быть вежливым.

— Веж-ливым?

— Значит здороваться, быть внимательным к людям, не грубым, — разъясняла Аня. — Ну как там, в тайге? Соскучился? По мне, например, соскучился?

— По всем соскучился, — согласился Кирилка.

— Вот и невежливо! Я спрашиваю — но мне, а ты — по всем, — смеялась девушка.

— Но тебе сказал, — поправился Кирилка.

— Ну, как охотился? Где твои пух и перо? — продолжала Аня.

Кирилка повеселел. Об охоте он мог рассказывать сколько угодно. Убил трех соболей из ружья, трех поймал сеткой. Встретился с медведем-сидуном.

— Медведь-сидун?

— В берлогу не лег осенью. Кушал мишка совсем плохо, — пояснил с воодушевлением Кирилка. — Медведь ходил, ходил, устал. Сел на пень, да так и заснул на всю зиму. Сидит: на плечах и голове снег лежит шапкой. Пар изо рта. Охотники не бьют такого медведя, нельзя так делать.

Аня живо представила удивительную картину: сонный мишка со снежной шапкой, сугробы, безмолвные голые деревья. Жалко ей стало незадачливого зверя.

— Читал маленько, — продолжал Кирилка. — Разобрать трудно, многие слова не понял. Один стих выучил.

— Прочитай, Кирилка! — обрадовалась успехам своего ученика Аня.

Подруга думы праздной,
Чернильница моя... —

начал Кирилка, старательно выговаривая слова.

— Почему ты именно это стихотворение выучил, Кирилка? — удивилась Аня.

— Другие читать некогда было.

Ах, Кирилка, Кирилка! Ты знакомился с великим поэтом в минуты отдыха, согреваясь у костра.

— А где ж твоя обещанная лиса? — подзадорила Аня.

— Не убил, — сокрушенно вздохнул парень. — След видел, лиса не попадалась.

— Ну, ничего, ты не огорчайся, когда-нибудь убьешь, я подожду. — В глазах девушки искрится смех, а лицо серьезное, и не поймет Кирилка, шутит она или всерьез говорит. Вздохнул: неудача! А вот Иван Бельды подстрелил черно-серебристую лисицу.

— Я никогда не видела соболя, — задумчиво сказала Аня.

— А колонка?

— И колонка не видела.

— Идем посмотрим! — вскочил Кирилка. — Сейчас меха принимают у охотников. Посмотришь.

Предложение понравилось Ане. Вскоре они уже шагали к приемному пункту.

Там на прилавке были горой навалены шкурки. Горячо спорили охотники, пришедшие сдавать добычу. Подслеповатый старый якут-приемщик неторопливо мял в руках шкурку, подносил ее к самому носу, всматривался в мех, дул на шелковистый ворс.

Охотники заметили учительницу, расступились. Приемщик, узнав, зачем пришла девушка, с улыбкой рассыпал перед нею ворох шкурок.

Ласкающий глаз темно-коричневый, нежный на ощупь мех. И какой блеск, шелковистость! Вот он, знаменитый соболь, которого изображали на старинных гербах сибирских городов, на демидовском железе, соболь, хранившийся в сокровищницах русских царей наравне с золотом. Сколько преступлений совершено из-за этих шкурок с рукавицу величиной!

Мех светло-рыжих колонков после соболя кажется грубым. Но и колонок красив и ценится знатоками. Недаром и колонка называют пушным золотом и темно-коричневую выдру, мех которой чрезвычайно прочен.

Аня перебирала меха, стараясь запомнить зверей, населяющих приамурскую тайгу. Среди дорогих мехов лежат и беличьи, заячьи шкурки. А вот шкура таежного хищника — росомахи. Не любят ее охотники.

— Озорник его есть, — осуждающе говорит старый нанаец.

— Росомаха ловушки разоряет, приманку ест, — пояснял Кирилка. — Да и зверя съест, который в ловушку попал. Иван Бельды почему рано вернулся из тайги? Росомаха к нему в землянку забралась, все припасы растащила. Подкараулил росомаху, убил, домой вернулся.

А приемщик, покопавшись под прилавком, вытащил несколько шкурок и бросил их на горку мехов. Белоснежными пятнами заискрились они на общем темно-коричневом фоне. Аня в восхищении воскликнула:

— Какая прелесть!

— Царскую одежду шили раньше, — довольный впечатлением, сказал приемщик. — Теперь за границу идет. Там цари, однако, остались. Пускай хорошо заплатят, продадим.

— Маленький зверек. Трудно его подстрелить?— спросила Аня.

— В горностая нельзя стрелять, мех портится. Его кулемкой ловят.