Награда

— Новая учительница к нам приехала, Матвей Алексеевич! — громко и радостно объявил Кирилка, отступая в сторону, чтобы дать пройти гостье. — Пароход прибежал сверху и высадил ее на шлюпке. В сельсовете нет никого, я к тебе привел.

— Хорошо сделал, — похвалил его Матвей Алексеевич. — Проходите, — пригласил он девушку.

Груша, разбуженная разговором, встала, встретила девушку и повела умываться. Через полчаса, ободренная сердечным гостеприимством хозяев, учительница пила чай и рассказывала о себе. Зовут ее Анной Ивановной, а лучше просто Аней, поскольку ей только девятнадцать... Она из Владивостока, там ее родители. Отец моряк, капитан торгового судна. Окончила ускоренные курсы и решила ехать в самое глухое стойбище. И вот она здесь. Нет, нанайского языка она не знает. Только здороваться научилась: бачигоапу...

Мартыненко советовали Ане отдохнуть с дороги, выспаться — не захотела. Ей надо скорее переписать ребятишек, ведь пора начинать занятия; а у нее столько дел. Договорились: жить Аня будет первое время у них, пока не подыщет комнату.

Вынув из фанерного чемоданчика тетрадь, Аня вышла из фанзы. Груша стала прибирать немудреные вещички гостьи. С печальной улыбкой осмотрела старенькое пальтишко, влажное от ночной росы. Вынесла его на улицу, повесила на изгородь просушить. Вернулась, присела к столу, взяла пудреницу, забытую Аней.

— Наша тоже была бы такая....— проговорила Груша, не в силах сдержать слез. Пудреница выпала из ее рук, и белое облачко поднялось в воздух.

Матвей Алексеевич оставил рыболовные снасти, которые налаживал для рыбалки, подошел к жене.

— Груша, не расстраивай себя. Ну кто виноват в этом?

— Я не виню... — слабо улыбаясь, произнесла она. — Только вот вспомнила, тоска взяла за сердце.

Несчастливые мы с гобой, Матвей... И от Миши никаких вестей.

Давно не высказывала своих чувств Груша, терпеливая на редкость женщина. Она избегала затрагивать эту тему, зная, как остро Матвей переживает отсутствие детей в их семье. Дочь умерла еще в младенческом возрасте от испанки. Потом взяли приемыша Мишу... Матвей Алексеевич живо припомнил первую встречу с приемышем, исступленную любовь к нему Груши, истосковавшейся по детям. Повозились они тогда с приемышем изрядно, но не напрасно. Через полгода Миша окреп, стал живым, как ртуть, любознательным и послушным. Потом пошел в школу. Учился хорошо и все время мечтал о море. Он был так настойчив в своих просьбах, что Груша уступила и отпустила Мишу во Владивосток. Он поступил на корабль юнгой. И вот уже с год нет от Миши никаких известий. Матвей убеждал Грушу, что Миша в далеком плавании. А она горюет: вдруг ее Миша погиб? Иначе почему приходят на ее письма краткие ответы: «Судно, на котором плавает ваш сын, пока не возвратилось в порт»?

Поздно вечером пришла молодая учительница, растерянная, с покрасневшими от слез глазами. Села на табурет, устало положила руки на колени, не выпуская свернутую в трубочку синюю тетрадь.

Груша захлопотала, собирая гостье ужин.

Матвей развешивал на аптекарских весах порошки, готовил лекарства.

— Ну как, понравилось вам в Тайхине? — простодушно осведомился он.

— Вы знаете... мне страшно. — Девушка вспыхнула, встретив недоумевающий взгляд Матвея Алексеевича, торопливо поправилась: — То есть не то... Не страшно, нет, а дико как-то, смутно на душе...

Аня закрыла лицо руками. Карандаш, подпрыгивая, покатился под стол.

Груша подошла к девушке, обняла, прижала ее голову к своей груди.

— Полно тебе, девочка. Что тебя так напугало? — ласково говорила она, гладя волосы Ани.

— В школу никто не хочет записывать ребят... «Пусть, — говорят, — рыбу ловят. Старики не учились, жили, и мы проживем». А один посмотрел на меня такими глазами... — Аня вздрогнула.

Матвей Алексеевич и Груша долго убеждали учительницу не принимать близко к сердцу первую неудачу. И ничто ей тут не угрожает. Жители стойбища — люди хорошие. Ведь и им, Мартыненко, нелегко пришлось первые дни.

Скоро повеселевшая Аня с аппетитом ела уху и рассказывала о своих родителях, подругах, учителях. Матвей Алексеевич и Груша смотрели на нее и радовались. Они были счастливы, словно в дом вернулась после долгой разлуки родная дочь.

Пока жена укладывала Аню спать, Матвей Алексеевич вышел подышать свежим воздухом. Стемнело. На небе высыпали крупные звезды. Над протокой и рекой повисла молочно-белая пелена тумана. Зоркие глаза Матвея Алексеевича различили фигуру быстро идущего к нему человека. «Заболел кто-нибудь? А может, в больницу вызывают», — подумал он, приподнимаясь с порога фанзы.

— Кто это?

— Я, Иннокентий, — отозвался старик. Он подошел поближе и присел на корточки около Матвея Алексеевича.

— Чего не спишь?

— Говорить пришел. — Старик стал неторопливо набивать трубку.

— Говори, чего молчишь, — усмехнулся Матвей Алексеевич.

— Охота тебе ходи? — спросил старик, раскурив трубку.

— Какой я охотник? Я и стрелять-то толком не умею, — махнул рукой фельдшер.

— Ты ходи, смотри. Стреляй — Иннокентий. Матвей смотри только, мясо тащи, помогай маленько. Ты сильный человек. — Иннокентий с уважением пощупал бицепсы лекаря.