Наблюдательный отряд

Лабрюйер с интересом посмотрел на Лореляй. Она вздернула подбородок, всем видом показывая: и у меня есть своя гордость, деньги, добытые таким путем, брать не желаю.

– Тут еще какие-то бумаги.

– Все забирай. И шарф уноси.

– Странное убийство. Похоже на женскую месть, – заметил Лабрюйер и внимательно посмотрел на Лореляй. – Допустим, некая женщина отомстила за любовника или же не хотела, чтобы господин Акке причинил вред любовнику…

– Это не я, полицейский пес, и не смотри на меня так. Я еще никого в жизни не убила. Сам знаешь.

– Но ты прекрасно умеешь врать.

– Ты очень удивишься, ищейка, но как раз тебе я очень мало врала.

– Допустим… А теперь скажи – не заметила ли ты в той комнате чего-нибудь странного?

– Обычная меблированная комната… – Лореляй задумалась. – Примерно тридцать квадратных аршин. Если нанимать помесячно – выйдет шесть рублей, но там такой дом – я думаю, можно снять и на три дня, и это будет уже не двадцать копеек за аршин… Обстановка самая простая – кровать, стол, два стула, шкаф, умывальник в углу. В шкаф я заглянула, чтобы осмотреть пальто.

– А как он лежал на кровати?

– Раскинувшись… Ты задал хороший вопрос, старый пес. Выходит, его удавили лежащего? Он лег – и его удавили? Да нет же, к нему подошли сзади и накинули шарф. Я не понимаю…

– Я тоже не понимаю. Вот что мы сделаем. Ты пока нигде не показывайся, а я попробую узнать в полицейском управлении, что выяснили инспекторы. Может, убийцу уже поймали. Ты можешь прислать ко мне кого-нибудь другого, не Трудхен?

– Могу.

– Тогда я ухожу.

Лореляй положила на стол грибок с чулком и встала.

– Я не убивала этого Акке, – сказала она. – Но если он убил Ротмана – туда ему и дорога.

– Отчего ты так привязалась к этому ворюге?

– Оттого… не пустил пойти по дурной дорожке. А могла – знаешь, когда у девушки никого нет, ее очень легко пускают по рукам. Могла. А он не дал. Ну, ступай, ищейка. Ступай…

И Лабрюйер ушел.

Мальчишка, хозяйский сынок, сбегал на Московскую, остановил для него ормана, и Лабрюйер поехал на Александровскую, но ехал причудливо – не по Романовской, что было бы правильно, а зигзагами через район спикеров. Он хотел убедиться, что никто не повис на хвосте. Убедившись, поехал в фотографическое заведение.

Там он рассказал Хорю про странную новость. Назвал также имя Лореляй, сказав, что у всех полицейских инспекторов и агентов есть такие знакомства в преступном мире, порой чуть ли не приятельские, и это вполне может быть женщина. О том, что приятельство было подозрительно теплым, он не доложил.

– Чем больше я об этом думаю, тем яснее, что Ротман с его загадочным свидетелем к нашему делу отношения не имеют, – сказал Лабрюйер. – И Лореляй пошла в меблированные комнаты потому, что «череп» по моему описанию показался ей знакомым. Но трудно понять, что в ее словах правда. Она не убивала, это я сразу понял. Но чего она добивалась и всю ли добычу отдала мне – я не знаю.

– Может статься, паспорт и вовсе фальшивый, – ответил Хорь. – А вот тебе моя добыча. В десятом году в Императорском яхтклубе числилось сорок четыре яхты, из них тридцать две парусные, двенадцать моторных и паровых.

– Нам нужны именно эти двенадцать, – вспомнив о похищенной в Выборге девочке, заявил Лабрюйер. – Простое парусное суденышко – это баловство, чтобы катать барышень по заливу.

– Да и это довольно скучно – не то что в столице. Там хоть можно гулять под парусом между островами… Ну вот, я перерыл полпуда старых газет и докопался до нескольких яхтовладельцев.

Хорь разложил перед Лабрюйером газеты, согнутые так, чтобы фотографии яхт оказались сверху.

– Руки бы поотрывать этим фотографам, – сказал Лабрюйер. – Ни черта не разобрать. И типографщикам руки поотрывать… хотя они, подлецы, и так безрукие… Стоп! Хорь, гляди!

Под каждым снимком было несколько строчек. Журналисты сообщали, кто владелец яхты и по какому случаю она оказалась на страницах издания. Строчки, заинтересовавшие Лабрюйера, были такими: «Участник ежегодных гонок г-н Феликс Розенцвайг и его яхта “Лизетта” у причала Императорского Рижского яхтклуба». Картинка была ужасная – лица вообще не разобрать, а яхта – один темный силуэт.

– Розенцвайг? – спросил Хорь.

– Это инженер, что трудится на «Фениксе». Тот самый, кому Горностай отдал чертеж воздушного парохода! Ты понимаешь?.. Он увязался за Рейтерном, чтобы побывать на обсуждении моделей гидроаэропланов на «Моторе»!

– Розенцвайг!

– Я его видел там – чистый ангел с рождественской картинки!

– Розенцвайг!

– Одна из двенадцати яхт приличного водоизмещения! Это след, Хорь. Не тот след, что понравится Горностаю, но другого у нас пока нет.

Хорь рассмеялся.

– Я как командир отряда приказываю тебе разрабатывать эту линию, – сказал он. – Что ты знаешь про этого Розенцвайга?