– Знаете что, господа? Вам вдвоем не справиться. Я дам вам в помощь Акимыча. Он человек опытный – и у него припасен для таких случаев эфир. Не возражай, Леопард. Провалите эту операцию – второго шанса не будет. И как бы вы не подставили своего Кляву под удар.
– Но Барсук нужен Горностаю на «Фениксе».
– Как я сказал, так и будет.
Сенька, попав в наблюдательный отряд, сперва удивлялся – отчего эти господа называют себя по-звериному. Лабрюйер объяснил: они старые приятели и привыкли так сокращать фамилии, Хорь – он Хорьков, Барсук – Барсуков, а Росомаха – это просто фамилия такая. Парень был убежден, что прибывшие из столицы сыщики ловят шайку фальшивомонетчиков, и этого ему хватило – тем более что обещали содействовать его поступлению в рижскую сыскную полицию в скромной должности агента.
Правда, Сеньке казалось странным, что взрослыми мужчинами командует парень ненамного его старше. Но это Лабрюйер даже не пытался объяснить – просто сказал, что так распорядилось начальство. Хорошо хоть, Сенька приходил поздно вечером с черного хода и ни разу не видел Хоря в салоне, играющего роль фрейлен Каролины. Вот уж этот водевиль объяснить было бы затруднительно.
Акимыч-Барсук был Сеньке известен лишь по разговорам старших. И когда его познакомили с пожилым седоусым господином, больше всего похожим на мастера с солидной фабрики, представителя «рабочей аристократии», получающего хорошее жалованье и гордого своим ремеслом, Сенька сперва немного испугался – Лабрюйер не был строг, Енисеев казался ему странным, но не страшным, а ну как этот немногословный дяденька окажется суров? Но опытный Акимыч так весело расхохотался, узнав, что ему предстоит брать штурмом лечебницу для умалишенных, что сразу расположил к себе Сеньку.
Забравшись во двор лечебницы, Сенька выследил целую процессию – кухонного служителя, который вез в отдаленный корпус санки, а на санках – две большие кастрюли, и его свиту. Она состояла из двух стариков, из которых один нес мешок, возможно, с хлебом, и еще – двух чудаков в халатах, один шел вприпрыжку, а другой очень странно вертел головой. Видимо, это были те безобидные пациенты, о которых Лабрюйеру рассказывала хозяйка лавочки.
– Вдвоем не справимся, – услышав доклад, сказал Лабрюйер.
– Эфир справится, – ответил Хорь.
На операцию отправились вчетвером.
Вилли Мюллер с автомобилем был оставлен на Мостовой улице, почти на углу с Аптекарской. Его новый «Руссо-Балт» стоял так, чтобы при необходимости можно было с предельной скоростью вылететь на мост и умчаться по Выгонной дамбе.
Сенькиной задачей было караулить дыру в заборе и в случае, если Барсуку с Лабрюйером пришлось бы спасаться бегством, удержать погоню. На сей предмет ему выдали две дымовые шашки, изготовленные Хорем из аммиачной селитры и старых газет.
– В случае чего – тебя ждать не станем, удирай как знаешь, – сказал ему Хорь.
– Если от дыры в заборе взять влево, там куча всяких мелких переулков, легко затеряешься, – добавил Лабрюйер. – Потом выйдешь к железной дороге – и направо, вперед по шпалам. Ормана не бери – орман такого пассажира легко запомнит. Дойдешь до станции – она называется платформой военного госпиталя. Там спросишь, где Соколиная улица. По Соколиной выйдешь на Александровскую – и вперед! Потом погуляй по Дерптской, покружи вокруг кварталов, убедись, что за тобой никто не увязался, и – в свой уголок.
Сенька уже третью ночь проводил в комнате, которую нашла для него Лея Шнеерзон. Комната была в полуподвальном этаже, довольно темная, но сухая и чистая, окошко глядело на улицу, так что при нужде его можно было использовать для наблюдений.
Около полудня Лабрюйер и Акимыч оказались во дворе лечебницы, оба – в страшных байковых халатах, на которых Хорь не просто потоптался, а сплясал чечетку. На лбы они надвинули больничные колпаки.
По зимнему времени народу во дворе было мало. Перебегали из корпуса в корпус какие-то люди. Пронесли человека на носилках, вокруг замерзшего пруда бродило несколько больных – почему-то двигались они против часовой стрелки. Некий бородатый человек в драном полушубке поверх халата, озираясь, проскочил мимо Лабрюйера с Барсуком и полез в заборную дыру. То есть совсем уж пустынным двор не был.
Два старичка из приюта, которым, как видно, было дадено послушание помогать на кухне, уже ждали у кухонных дверей с санками.
– Жалко их, – шепнул Лабрюйер. – Как бы их эфир не сгубил.
– Не сгубит.
Акимыч действовал быстро и решительно. Старичков уложили за углом, у поленницы. Следующая порция эфира досталась кухонному служителю, что вынес кастрюли и мешок с хлебом.
– Ну, с Богом! – Барсук, перекрестясь, взял веревку от санок, а Лабрюйер – мешок.
Они прошли чуть ли не через весь двор, глядя себе под ноги и уклоняясь от взоров встречного народа. Нужный им корпус стоял совсем на отшибе. Дверь, разумеется, была заперта.
– Неужто тому болвану доверили ключ? – удивился Барсук.
– Одну минутку…
Лабрюйер достал связку отмычек, выбрал подходящую, и дверь отворилась.
Барсук затащил санки вместе с кастрюлями в узкий и мрачный коридор.