Наблюдательный отряд

Ювелир ушёл, пришёл Круминь, попросил денег на трубочиста — что-то в печную трубу провалилось, нужно было прочищать. Ушёл Круминь, пришёл сосед Петринский, попросил три рубля в долг. Ушёл Петринский, пришёл молодой архитектор Эйжен Лаубе — ему понадобились фотографические карточки с изображением недавно построенного дома. Дом стоял тут же, поблизости, на углу Романовской и Александровской, и был весьма причудлив — окна разных размеров, странно расположенные эркеры, фантастическая крыша, фронтон украшен латышским узором. Но всё это вместе взятое как-то между собой уживалось. Поскольку уже стемнело, Лабрюйер обещал завтра послать к дому Яна.

Потом он позвал Хоря ужинать.

— Перед военным советом нужно набраться сил, — сказал Лабрюйер.

И они пошли набираться сил во «Франкфурт-на-Майне».

Потом они долго ждали Енисеева. Хорь, чтобы убить время, тренировался с утюгом, а Лабрюйер засекал время.

— Не уверен, что тебе нужны такие экзерсисы, — сказал он. — В нашем ремесле важнее умение стрелять навскидку, чем долго выцеливать мишень.

— Навскидку-то я могу, а там как раз пришлось выцеливать. А что, если попробовать левой рукой?

Наконец явился Росомаха.

— Я опоздал малость, — сказал он. — Эта госпожа Лемберг была у наших девиц с утра и ушла. Она уже два раза у них была, этот — третий. Является утром, около одиннадцати. Как я понял, не каждый день. Завтра, значит, вряд ли придёт. А послезавтра — воскресенье. Думаю, нужно её подкарауливать не раньше понедельника. Что же касается нашей блондинки — я ищу автомобиль, который приезжал за ней и тем господином. Пока — безуспешно, однако я уговорился с механиками в нескольких гаражах, если что — дадут знать.

— Не всё коту Масленица, бывает и Великий пост, — успокоил его Хорь. — В понедельник на рандеву к Лемберг пойду я. Всё-таки я её в лицо знаю. Чаю хочешь?

— Хочу.

Не успели заварить чай — прибыл Енисеев.

— Извольте, — сказал он, возвращая «Атом». — Вот вам Розенцвайг — анфас и в профиль. Только боюсь, что я зря плёнку на него извёл. Он не похож на человека, который кого-то мог бы осудить на смерть. На маньяка, впрочем, тоже.

— Много ли тебе довелось видеть маньяков? — спросил Лабрюйер. — Я имею в виду настоящих, что помешались на убийствах. Я одного брал... Оказался скромнейшим счетоводом, отчего-то невзлюбившим женский пол. И все сослуживцы клялись, что кроток, как овечка. Кстати, о плёнке...

Он достал несколько карточек, на которых были госпожа Урманцева с дочерью и гувернанткой.

— Дамы? — заинтересовался Енисеев.

— Возьми на всякий случай. Я знаю, что охота на маньяка тебе кажется нелепой. Но вдруг ты где-то увидишь эту даму или эту девицу?

— Что это? — спросил Хорь.

— Прислали из столицы. Нашёлся сын госпожи Урманцевой, дал наконец карточки — там она, гувернантка и...

Хорь выхватил у Лабрюйера карточки.

— Господа, но ведь эта гувернантка сильно похожа на одну особу!..

— Да, точно, сходство с Вилли несомненное, — согласился Лабрюйер. — Теперь и я его вижу. Но гувернантке сейчас, если она жива, лет около тридцати, а Вилли — не более двадцати.

— Погодите!

Хорь кинулся к архиву, где со времени открытия фотографического заведения хранились почти все сделанные карточки, и отыскал несколько портретов Вилли: в шапочке, без шапочки, в обществе Минни, на фоне зимнего леса и на фоне драпировок.

— Сходство есть, — согласился Енисеев. — Леопард, ты ведь беседовал с госпожой Урманцевой. Ты единственный что-то знаешь о гувернантке.

— Мне показалось, что Урманцева чего-то недоговаривает. Не врёт откровенно, но как-то увиливает, — признался Лабрюйер. — И её бегство в монастырь тоже теперь кажется сомнительным. И то, что куда-то пропали все карточки из домашних альбомов. Про эти, что у её сына, она, как видно, забыла...

Он задумался.

— Ты уже ловишь маньяка, — сказал ему Енисеев. — А мы ведь по другому поводу собрались.

— Сейчас я расскажу, в каком положении мы оказались. И все вместе подумаем, что тут можно сделать, господа. Итак... — и Хорь каким-то не своим, казённым голосом изложил все обстоятельства, связанные с фальшивым Собаньским и теоретическими итальянцами.

Росомаха добавил кое-что о своей погоне за блондинкой. Лабрюйер дополнил — пересказал донесение Фирста.

— Так что любовник госпожи Луговской — Эрик Шмидт, служит на «Унионе», и мне кажется, Горностай, что это уже по твоей части, — завершил он, но покосился на Хоря и добавил: — Но это уж как решит командир отряда.

— Разумеется, разумеется! — чересчур поспешно согласился Енисеев. — Шмидтом я займусь.

— А Росомаха будет искать автомобиль, на котором перемещаются наши друзья из Эвиденцбюро, — сказал Хорь. И посмотрел на Лабрюйера — словно просил взглядом помощи.

— Что ты обо всём этом думаешь, брат Аякс? — спросил Лабрюйер, может быть, чересчур громко и агрессивно. Однако Енисеева это, скорей всего, лишь позабавило.