Наблюдательный отряд

— Теоретически. Если Краузе пришёл к Энгельгардту в комнату, допустим — чтобы отвлечь его разговором, то должно же было хватить у покойника ума не поворачиваться к этому господину спиной. А если повернулся на миг... Ну-ка, разыграем сценку. Я буду Краузе, ты — Энгельгардт. Шарф, допустим, спрятан за пазухой...

Они пробовали и так, и сяк. Хорь вспомнил про индийских тутов, мастеров удушения. Лабрюйер ответил, что в той путанице, с которой наблюдательному отряду приходится иметь дело, только тутов недостаёт. Наконец они пришли к выводу: Энгельгардта убивали двое, один отвлекал и потом придержал ему руки, второй душил.

— А из того, что использован такой неподходящий предмет, видно, что в убийстве участвовала женщина, — сказал Хорь. — Если убийца — Краузе, то, может, женщина — госпожа Краузе?

— Из опроса свидетелей известно, что на лестнице дома были замечены мужчина и женщина, которые там не живут. Домик такой, что много народа его навещает. Но мы забываем, что Энгельгардту было за пятьдесят, и он мог иметь не одного врага.

— Главный — Краузе.

— Как знать... — Лабрюйер покрутил в руках свёрнутый жгутом шарф. — Нужны хотя бы косвенные доказательства...

Скрипнула дверь — это госпожа Круминь пришла мыть пол. Увидев шарф, она посмотрела на него с большим интересом.

— Зачем господину портить такую красивую вещь? — спросила она. — Дайте мне, я выглажу своим новым утюгом.

— Вам этот шарф нравится? Забирайте его совсем...

— Но это же шарф фрейлен Каролины!

— Госпожа Круминь, мы этот шарф нашли. Кто-то забыл его в садике возле Александро-Невской церкви. Может, женщина гуляла там с детьми, положила свои вещи на лавочку, потом не всё собрала. Вы спросите у соседок — вдруг они на ком-то видели этот шарф. У вас же тут много подружек, которых вы приглашаете на кофе с цикорием. Если хозяйка не найдётся, шарф останется у вас, — пообещал Лабрюйер.

— Я так и сделаю.

— А если хозяйка найдётся — может так случиться, что она не захочет, чтобы ей эту потерю вернули. И всё равно шарф останется у вас.

— Как можно отказаться от такой красивой вещицы? — удивилась супруга дворника, расправила шарф, аккуратно сложила его и погладила шелковистую бахрому.

Ян и Пича извели два рулончика плёнки и пришли их проявить, чтобы Пича увидел плоды трудов своих. Поняв, что Пичу тоже учат ремеслу, супруга дворника совсем воспарила духом. Возможно, она увидела внутренним взором собственное фотографическое заведение, перед которым клиенты с раннего утра занимают очередь, а два красавца-фотографа, её сыновья, потеряли счёт и деньгам, и любовным победам. Только этим можно объяснить её страстное желание учинить в салоне немедленную генеральную уборку со стиркой всех драпировок и выбиванием пыли из чучела козы.

Лабрюйер спасся бегством.

Он прогулялся дважды вокруг квартала, проделывая все те финты, что положено проделывать человеку, желающему обнаружить слежку за собой. Вроде бы топтуна не было. И это казалось даже подозрительно — не могли агенты Эвиденцбюро совсем отказаться от слежки; значит, они оборудовали поблизости наблюдательный пункт, и это могла бы быть гостиница «Франкфурт-на-Майне», выходящий окнами на улицу номер, если бы противник не знал, что именно гостиница, где жил провалившийся агент Атлет, он же Красницкий, будет изучена в первую очередь.

Лабрюйер шёл по Александровской, по той её стороне, где гостиница, когда увидел выходящего из дверей заведения Хоря в дамском обмундировании. В салоне горел свет, там хозяйничала госпожа Круминь.

Хорь направился не домой, а в сторону Христорождественского собора. Более того — он вошёл в собор. Вечерняя служба уже близилась к концу. Скорее всего, Хорь хотел поставить несколько свечек к образам — ритуал, хорошо знакомый и Лабрюйеру: когда с ним случалось религиозное настроение, он чаще всего ограничивался затепливанием свечек и безмолвной беседой с образами.

Лабрюйер подумал — и тоже поднялся в храм. Ему было о чём попросить всех святых: вразумите, Божьи угодники, как распутать клубочки!

Хорь, не дожидаясь конца службы, вышел. Лабрюйер вышел следом — ему было любопытно, что затеял товарищ. А товарищ пошёл в сторону городского канала. Там разбили очень милый парк на горке, сооружённой из остатков старинных бастионов, устроили аллеи и клумбы вдоль берегов, и летом прогулка над водой была подлинным наслаждением, да и зимой тоже могла доставить удовольствие.

На Бастионной горке вдоль ведущего вверх серпантина горело несколько электрических фонарей, и их света хватало, чтобы хорошо видеть все пятна на льду канала, все колеи, оставленные детскими салазками на склонах горки, и даже противоположный берег, где был освещён разве что старый деревянный мостик, ведущий через канал к газовой фабрике — странному зданию, сильно похожему на рыцарский замок из детских книжек.