Наблюдательный отряд

— Меня к нему послали. Сам-то я из Люцина. Решил в Ригу перебраться, что мне там высиживать? А у матери кум в полиции служит, околоточным. Он дал записку для господина Панкратова. Я три дня его искал, насилу отыскал. Он прочитал, посмеялся, свёл меня с Корчагиным, это грузчик, велел при амбаре жить, чтобы знать, где меня искать.

— Карьеру, значит, решил сделать? Полицейскую?

Усмешка Енисеева, как всегда, не понравилась Лабрюйеру.

— Ничего плохого в полицейской карьере я не вижу, — ответил он вместе Сеньки.

— И я не вижу. Более того — я предлагаю господину Мякишеву сотрудничество. Уступи его мне, брат Аякс, он мне пригодится, — сказал Енисеев.

— Тебе бы больше пригодился агент, знающий Ригу и рижан, — возразил Лабрюйер. — А Мякишев знает здесь только Панкратова, меня и несколько человек в каменном амбаре, где подрабатывает.

— Это одна сторона медали. А другая — его тут тоже никто не знает. Если он устроится на тот же «Мотор» махать метлой, никто его ни в чём не заподозрит, — ответил Енисеев. — И ему не придётся притворяться провинциальным парнишкой. Уступи парня, брат Аякс! Ты другого Найдёшь!

— Да чем тебе Мякишев так полюбился?!

— У него глаза умные!

Сенька, слушая эту перепалку, даже оробел.

— Отдай ему парня, Лабрюйер, — вмешался Росомаха. — Нам он действительно нужен. После той неудачи с «Мотором»... ну, ты понимаешь... нужен человек, которому там можно что-то поручить, такой, к которому не прицепишься... Мякишев, тебе сколько лет?

— Семнадцать.

— Ну вот! Вне подозрений! А агент из него выработается отличный.

Лабрюйер нехорошо посмотрел на Енисеева.

— И мне нужен человек вне подозрений, — сказал он. — Я думал послать его завтра на Выгонную дамбу, «черепа» искать. Также, было бы тебе ведомо, за моим заведением наблюдает хорошенькая блондинка, а за мной самим — какой-то актёр погорелого театра. Так что и тут мне человек потребуется.

— Господин Мякишев, я вам больше предложить могу, чем Гроссмайстер! — Енисеев откровенно развлекался. — Сколько он вам в день платит? Не глядя — даю вдвое больше!

Сенька озадаченно посмотрел на Лабрюйера.

— Вот то-то и оно, что ты в людях не разбираешься. «Вдвое больше, вдвое больше»! — Лабрюйер очень похоже передразнил Енисеева. — Мы о деньгах вообще не говорили. Я знал, что Мякишев сделает всё возможное, а он знал, что я не поскуплюсь. Вот такая арифметика.

— Да?.. — спросил ошарашенный Енисеев. — Ну, тут ты меня уел. Тогда предлагаю поделить господина Мякишева пополам. Пока пускай трудится на тебя. А когда для него будет место на «Моторе» — заберём. Разумно, господа?

— Разумно, — согласился Росомаха. — Соглашайся, Сеня. Мы люди нежадные. Будет всё — и похождения, и деньги, и французский коньяк. Ты пил когда-либо французский коньяк? Вижу — и слова такого не слыхивал. А у меня во фляжке есть — на случай сибирских морозов. Пошли в лабораторию, там найдётся из чего выпить, опять же — чай!

— Да, чай! — Лабрюйер поспешил снять кастрюльку со спиртовки.

Лаборатория была не так велика, чтобы четыре человека разместились там с удобствами. Но теснота лишь привела всех в весёлое расположение духа. Дали Сеньке попробовать коньяк и долго объясняли ему, что этот клопомор и горлодёр все знатные господа уважают.

— А Хорь мастерит себе адскую смесь из горячего чая, малинового варенья и рома, — сказал Лабрюйер. — Если ещё заварит те травки, что дала госпожа Круминь, так завтра будет свеж, как огурчик...

— Чш-ш-ш... — Енисеев поднял палец, призывая всех к безупречной тишине, а Росомаха, тоже услыхавший шум у чёрного хода, немедленно погасил свет в лаборатории.

Наблюдательный отряд затаился.

Лабрюйер не столько слышал, сколько угадал движения Росомахи и Енисеева: они достали оружие.

Неведомый гость, почти беззвучно проникнув в фотографическое заведение, прошёл мимо лаборатории, открыл дверь и оказался в тёмном салоне. Там заскрипело, заскрежетало, и Лабрюйер понял — гость двигает помост.

Вряд ли он пришёл за бесстыжими картинками, которые спрятал от родителей Пича. Так что же — за утюгом?..

Лабрюйер ощутил не плече руку. Это Енисеев отодвинул его и бесшумно, как кот, просочился в коридор. За ним пошёл Росомаха — куда более крупный и плечистый, но тоже по-звериному ловкий. Лабрюйеру стало стыдно — и он тоже покинул лабораторию, внутренне готовый к хорошей драке.

Енисеев и Росомаха стояли у приоткрытой двери, через которую был виден салон. Помещение освещалось через витрины уличными фонарями. Лабрюйер увидел силуэт, и этот силуэт довольно странно двигался. Он резко съёжился, замер, так же стремительно выпрямился и снова замер, стоя на довольно широко расставленных ногах и вытянув перед собой руку параллельно полу. Закаменев в этакой позе, он продержался минуты две, потом рука дёрнулась.

Гость помянул чёрта, опустил руку, ссутулился, опять выпрямился, чуть наклонив корпус вперёд, опять выбросил руку вперёд. И замер.

— А что? Я тоже именно это проделывал, — довольно громко сказал Енисеев. — И, вы не поверите, господа, тоже с утюгом. Включи малый свет, Росомаха.