Наблюдательный отряд

Из сыскной полиции Лабрюйер пошёл к Немецкому театру — искать ормана, который возил блондинку. К счастью, там в очереди обретался Мартин Скуя. Он вместе с Лабрюйером обошёл собратьев по ремеслу, и хозяина пролётки определили точно — Бертулис Апсе, искать его лучше у Новой Гертрудинской церкви.

— К тёще не заезжал? — спросил Скую Лабрюйер.

— Заезжали с женой.

— Не нашёлся Леман?

— Тёща говорит — там вообще странные дела творятся. Внуки Лемана куда-то подевались. В доме — только дочка с мужем, да ещё к мужу приехали два каких-то парня, тёща слыхала — будто бы племянники. Она говорит — не хотела бы с этими племянниками встретиться ночью на пустой улице.

— Этого ещё не хватало... А что за человек Бертулис Апсе?

— Обычный человек, ездит правильно, я не слыхал, чтобы он в происшествие угодил. Ну, ездит давно, лет десять, наверно... Лошади у него староваты, но спокойные... что ещё?..

— И на этом спасибо.

В фотографическое заведение Лабрюйер возвращался пешком и неторопливо. Там его ждала суета, а ему было над чем поломать голову.

Пройдя мимо заведения, он направился к Новой Гертрудинской церкви. Место было для орманов привлекательно тем, что там стоял известный всей Риге Большой Насос, а рядом шла торговля съестным, и умные соседки приносили корзинки с горячими, прямо из печки, пирожками.

Бертулиса Апсе Лабрюйер не нашёл, но просил орманов передать: пусть заглянет в «Рижскую фотографию господина Лабрюйера».

Темнело, и рабочий день в фотографическом заведении близился к концу. Пора было запирать двери. Лабрюйер вместе с Хорём и Яном забрался в лабораторию, и там Хорь принялся колдовать над Яновой плёнкой, вытягивая изображение блондинки, добиваясь максимальной резкости. Ян внимательно следил за манипуляциями — учился. Госпожа Круминь в это время прибиралась в салоне.

Потом Хорь признался, что ещё не совсем здоров, и госпожа Круминь принесла ему целебных травок. Хорь ушёл домой — лечиться, а Лабрюйер, отпустив Яна, сходил поужинать во «Франкфурт-на-Майне» и вернулся в фотографическое заведение. Нужно было дождаться Сеньку и узнать, куда бегала и с кем говорила Нюшка-селёдка. С Сенькой было условлено, что он дворами проберётся к квартире Круминей, живших, как и полагается дворницкому семейству, на первом этаже, постучит в окошко, и тогда кто-нибудь введёт его в заведение с чёрного хода.

Сеньки всё не было и не было. Лабрюйер с горя сел читать «Принцессу Грёзу». Красивый и отважный герой Бертран (помирающего Рюделя Лабрюйер не счёл героем) с боями пробивался к принцессе Мелиссинде, чтобы прочитать ей стихи. Случилось то же самое, что с Бальмонтом, — стихи, вокруг которых персонажи пьесы развели столько суеты, показались Лабрюйеру вычурными. Но настала минула, когда он поймал себя на острой ненависти к принцессе. Это его удивило, читать было всё интереснее, узнать, выдержит ли Бертран атаки соблазнительницы, — всё важнее.

В самую решительную минуту Лабрюйер услышал, как через чёрный ход кто-то пробирается в заведение. Он отложил книгу, достал револьвер. Но это были Енисеев и Росомаха.

— Ну-ка, Леопард, расскажи подробно, где ты взял этот чертёж, — потребовал Енисеев.

— Какой чертёж?.. A-а, летающий пароход! — вспомнив приспособленные к бортам аэроплана колёса, воскликнул Лабрюйер. — У Панкратова снимал комнату изобретатель, я же рассказывал, этакий гений из провинции. За комнату, понятное дело, не платил, и Панкратов его выставил. А чертёж он при сборах попросту забыл.

— Понятно. Я показал это произведение искусства нашим чертёжникам. Сделано-то безупречно. И тут входит инженер, Розенцвайг. Ему любопытно стало, мы и показали. И знаешь, что он сказал? Что отвезёт эту штуковину на «Мотор», к Калепу, потому что она, кажется, может очень пригодиться. Так что неплохо бы отыскать изобретателя. Если в его затее есть хоть какой-то смысл, ему заплатят.

— И мы внесём свой вклад в развитие русской авиации, — добавил Росомаха. — Думаете, нас хоть кто-то поблагодарит?

Наблюдательный отряд дружно расхохотался.

— Как госпожа Круминь приняла мой подарок? — полюбопытствовал Енисеев.

— Спроси лучше, как я его принял. Чуть не поседел, — огрызнулся Лабрюйер. — И за нами следят, я сам видел топтуна.

— Вот и прекрасно. Сделай, пожалуйста, описание. И тогда им займётся Акимыч. Да что это я раскомандовался? Где Хорь?

— Сказал, что выйдет ненадолго. И в самом деле, куда-то запропал. А насчёт утюга ты поторопился. Ян с Круминем старый нашли.

Лабрюйер описал найденные под помостом сокровища, Росомаха рассмеялся:

— Это, может, даже не Пича, а сам старый Круминь припас!

— Сумасшедшее у нас всё-таки ремесло, — горестно признался Енисеев. — Казалось бы, дрянь какая-то — чугунный утюг! А ведь сколько смыслов в него может быть вложено, кроме его прямого назначения. И вот дёргаешься, беспокоишься, разгадываешь — в ущерб более серьёзным делам. А оказывается — трата времени, и винить некого. А не потратили бы время — оказалось бы, что как раз в утюге кроется государственная тайна.