Наблюдательный отряд

В салоне Лабрюйер обнаружил Яна, Пичу и госпожу Круминь. Ян деловито усаживал перед зимним фоном пожилую пару, госпожа Круминь при помощи самодельного клейстера и папиросной бумаги чинила альбом с карточками — кто-то из клиентов надорвал страницы. Пича же возил взад-вперёд фотографический аппарат из орехового дерева, делая вид, будто сейчас найдёт нужный ракурс и примется снимать. Он тоже хотел стать фотографом — кроме тех дней, когда, получив нагоняй за невыученные уроки, собирался на дикий Кавказ, в шайку абрека Зелимхана, любимца всех мальчишек. Пича собирал газетные вырезки, где говорилось о Зелимхане, обменивался ими с однокашниками и явно строил планы побега.

— Меня никто не искал? — спросил Лабрюйер.

— Нет, господин Лабрюйер, — кратко ответил Ян.

— Фрейлен Каролина ушла домой. Сказала, у неё голова болит, — добавила госпожа Круминь. — Никто из господ не заходил.

Она имела в виду наблюдательный отряд.

Хорь появился вечером, когда Ян, Пича и Лабрюйер справились с заказами. Он был в образе фрейлен Каролины, но плоховато с этим образом справлялся.

— Почему вы делаете мою работу? — сварливо спросил Хорь. — Я что, уже не в состоянии?

— Когда у дамы внезапная головная боль, лучше её на время освободить от обязанностей, — недовольный его тоном, отрубил Лабрюйер. Он понимал, что в наблюдательном отряде старшие заботятся о Хоре и по-своему балуют его, но нужно же и меру знать.

Лабрюйер совершенно не желал ссориться с Хорём, а тот, видимо, как раз искал предлога, чтобы выкричать своё дурное настроение.

— Я пойду ужинать во «Франкфурт-на-Майне», — сказал Лабрюйер.

— Приятного аппетита, — буркнул Хорь.

Лабрюйер оделся, перешёл Александровскую, кивнул швейцару и ощутил ладонь на своём плече. Он резко повернулся и увидел Енисеева.

— Я вовремя пришёл. Не придётся за тобой посылать. Устал, как собака, и голоден, как волк, — пожаловался Енисеев.

Они вошли в вестибюль, разделись, их отвели к хорошему столику в зале.

— Мы потерпели фиаско, брат Аякс, — сказал Енисеев. — А ты?

Если бы не это осточертевшее «брат Аякс» — Лабрюйер, возможно, рассказал бы Енисееву про своё приключение с госпожой Крамер. А так — вообще пропало желание что бы то ни было рассказывать.

— Я жду сообщения из Москвы от господина Кошко. И я просил сделать запрос в полицейское управление Выборга. Мне нужно знать всё о девочке, которая там пропала, нужно знать обстоятельства, нужно знать также, далеко ли она жила от воды.

— Какой воды?

— Там вроде должен быть Финский залив, если школьная география не врёт. Есть предположение, что у преступника своя лодка или даже яхта. Все три тела в Риге обнаружены или в реке, или в двух шагах от реки. Если удастся доказать, что выборгскую девочку вывезли на яхте, это — доказательство, что маньяк богат, имеет положение в обществе и ему есть что терять, отсюда и шантаж.

— Так... В Риге есть яхт-клубы?

— Да, разумеется. На Кипенхольме, где поднято одно из тел, даже два — Лифляндский и Императорский Рижский.

— Я не сомневаюсь, что ты из-под земли выкопаешь своего маньяка... — буркнул Енисеев. — Другие версии нужны! А у тебя на нём свет клином сошёлся. Можно подумать, в Риге только одно это и случилось. А в пятом году мало было, что ли, гадостей?

Лабрюйер вспомнил самовольное расследование госпожи Круминь.

— В пятом году были лживые доносы, но настоящие преступники не стали ждать, пока их отправят в Сибирь, сбежали. Вон два года назад в газетах писали — одна парочка в Лондоне вынырнула. Я даже фамилии запомнил — Сваре и Думниекс. Сперва вообразили себя анархистами, потом вздумали ограбить ювелирный магазин, стали пробиваться туда сквозь стенку из соседней квартиры, хозяин услышал, побежал в полицию. За ними пришли полицейские — они стали отстреливаться, пятерых, кажется, уложили. Потом в другой дом успели перебежать и там целое побоище устроили, против них две сотни полицейских послали — не смогли их взять. Оружия у них было — на целую дивизию. В конце концов к дому притащили батарею полевой артиллерии и всерьёз собирались стрелять. Но по особой Божьей милости дом как-то сам загорелся сверху, перекрытия рухнули, тут нашим голубчикам и настал конец.

— Ничего себе... Думаешь, все бунтовщики разбежались? — в голосе Енисеева было великое сомнение. — Я так полагаю, прирождённые анархисты разбрелись по свету, а студенты из хороших семей понемногу стали возвращаться. Давай-ка, брат Аякс, искать злодеев и помимо твоего драгоценного маньяка. Конечно, покарать его, сукина сына, следует, и жестоко, но лучше бы ты сдал всё, что наскрёб по сусекам, своему другу Линдеру и попробовал идти другими путями.

Лабрюйер понял, что вот теперь он от маньяка уже не отступится.

— Я поищу другие пути, — сказал он. — Более того, один путь на примете у меня имеется.

Он имел в виду жалкого воришку Ротмана. Ротман, конечно же, врал — кто из этой публики не врёт? Но Енисеев хочет непременно получить преступника родом из 1905 года — вот пусть и убедится, что искать такого человека — большая морока, нужно всю Ригу и окрестности перетрясти в поисках несправедливо обиженных.