Мор, ученик Смерти

– Я – принцесса Кели, наследница престола Сто Лата, – заносчиво сказала Кели, изо всех сил стараясь не показать своего ужаса. – Мне не пристало разговаривать с дверной фурнитурой.

– А я – фкромная дверная колотуфка, и мне прифтало рафговаривать ф кем угодно, – любезно произнесла горгулья. – И я могу тебе фкафать, что у хофяина выдалфя тяфелый день и он не хофет, фтобы его бефпокоили. Но ты мофеф попробовать фкафать волфебное флово, – добавила она. – Волфебное флово иф уфт юной крафотки работает в девяти флуфаях иф вофьми.

– Волшебное слово? И какое же оно, это волшебное слово?

Горгулья презрительно усмехнулась.

– Тебя фто, нифему не уфили?

Кели распрямилась во весь рост, но это ни к чему не привело. У нее тоже выдался тяжелый день. В свое время ее отец собственноручно зарубил в бою сотню врагов. Так неужели она не одолеет какую-то колотушку?

– Моим образованием, – сообщила она безупречно-ледяным тоном, – занимались самые выдающиеся ученые государства.

На горгулью это заметного впечатления не произвело.

– Ефли они не науфили тебя волфебному флову, – спокойно откликнулась она, – фнафит, не такие уф они и выдаюфиефя.

Ухватившись за тяжеленное кольцо, принцесса заколотила им о дверь. Горгулья откровенно насмехалась.

– О да, фделай мне больно, – прошепелявила она. – Мне это нрафитфя!

– Ты отвратительна!

– О да-а… Уфф, дафай ефе рафок…

Дверь приоткрылась, за ней вновь мелькнули кудряшки.

– Госпожа, ясно же сказано: мы сегодня зак…

У Кели подогнулись колени.

– Пожалуйста, помогите мне, – взмолилась она. – Пожалуйста!

– Вот видиф? – торжествующе заявила горгулья. – Рано или пофдно вфе припоминают волфебное флово!

* * *

Кели доводилось бывать на официальных приемах в Анк-Морпорке и встречаться со старшими волшебниками Незримого Университета – ведущего магического учебного заведения Плоского мира. Среди них попадались великаны, но преобладали толстяки; почти все были дорого одеты или, по крайней мере, думали, что дорого одеты.

На самом деле в волшебстве, как и в других, более приземленных видах искусства, правит мода, и это стремление выглядеть престарелыми вельможами было лишь веянием времени. Предыдущие поколения делали ставку на бледность и оригинальность, или на друидскую неряшливость, или на таинственную мрачность. Но, в представлении Кели, любой волшебник походил на отороченный мехом бугор с одышкой, а Огнеус Кувыркс не вполне соответствовал этому образу.

Он был молод. Что ж, с этим было ничего не поделать: предположительно, даже волшебникам приходится начинать с юности. Борода у него не росла, а засаленная мантия не знала иной оторочки, кроме истрепанного в бахрому края.

– Не угодно ли чего-нибудь из напитков? – спросил Кувыркс, тайком заталкивая под стол сброшенный жилет.

Кели покачала головой и огляделась, ища, куда бы присесть, но все поверхности были заняты нестиранной одеждой или немытой посудой. Кувыркс заметил выражение ее лица.

– К сожалению, тут все немножко запущено, – торопливо добавил он, смахивая локтем со стола обрезки чесночной колбасы. – Госпожа Зануджент обычно приходит делать уборку два раза в неделю, но сейчас она уехала к сестре – у той случился очередной припадок. Ты уверена, что ничего не хочешь? Мне нетрудно. Не далее как вчера видел где-то здесь чистую чашку.

– У меня возникла сложность, господин Кувыркс, – сказала Кели.

– Одну секунду. – Потянувшись к крючку над камином, он снял с него остроконечную шляпу, которая знавала лучшие дни, пусть даже – судя по ее виду – не сильно лучшие, и объявил: – Порядок. Теперь можем приступать!

– Чем так важна эта шляпа?

– О, без шляпы никак. Для волшебства правильная шляпа просто необходима. Кто-кто, а мы, волшебники, на этом собаку съели.

– Поверю на слово. Скажите: вы меня видите?

Он посмотрел на нее в упор.

– Да. Да, я определенно могу сказать, что я тебя вижу.

– И слышите? Вы ведь меня слышите?

– И очень хорошо. Да. Все до последнего слога. Без помех.

– Тогда вы, наверное, удивитесь, если я скажу, что больше никто в этом городе меня не видит и не слышит?

– Кроме меня?

Кели фыркнула:

– И вашей дверной колотушки.

Кувыркс подтащил к себе стул и уселся. Немного поерзал. По его лицу скользнула тень задумчивости. Он привстал, пошарил позади себя и отлепил от сиденья плоскую красноватую лепешку, когда-то, возможно, бывшую половинкой пиццы[2],[3]. Лепешка удостоилась его скорбного взгляда.

– Подумать только: я сегодня утром обыскался, – сказал Кувыркс. – А ведь это была всеначиночная пицца с дополнительными перчиками.

Печально ковыряя раздавленную массу, он внезапно вспомнил о Кели.

– Ох, прошу прощения, – воскликнул волшебник, – где мои манеры! Что ты теперь обо мне подумаешь? Вот, возьми анчоус. Угощайся.

Прошу.

– Вы меня вообще слушаете? – возмутилась Кели.

– Ты чувствуешь себя невидимой? В душе, я имею в виду? – невнятно уточнил Кувыркс.

– Естественно, нет. Я чувствую себя только злой. Поэтому я хочу, чтобы вы мне погадали.

– Ну, не знаю: как по мне, здесь чисто клинический случай, а стало быть…

– Я могу заплатить.