Мор, ученик Смерти

– А, – вырвалось у него. – Я ведь об этом читал. Реинкарнация, да?

– Именно так. В пятьдесят третий раз. Или даже в пятьдесят четвертый.

Почуяв их приближение, Бинки вскинул голову и коротко заржал при виде старого знакомца, который потрепал его по морде. Мор вскочил в седло и устроил аббата позади себя.

– Это, должно быть, очень интересно, – заговорил он, когда Бинки взмыл над храмом. На абсолютной шкале мастерства светской беседы этой ремарке досталось бы глубоко отрицательное значение, но ничего лучшего Мор не придумал.

– Ничего интересного, – возразил настоятель. – Ты так считаешь, потому что тебе кажется, будто я помню все свои жизни, но такое, конечно, невозможно. По крайней мере, пока я жив.

– Это мне в голову не пришло, – сознался Мор.

– Только вообрази: пятьдесят раз заново приучаться к горшку!

– Да уж, было бы что вспоминать, – сказал Мор.

– Вот-вот. Довелось бы мне начать все сначала – нипочем не согласился бы на реинкарнацию. А то ведь только начинаешь соображать что к чему, монахи спускаются из храма в долину, чтобы отыскать мальчика, зачатого в час смерти старого настоятеля. Никакого воображения. Остановись-ка ненадолго, сделай милость.

Мор посмотрел вниз.

– Но мы же в воздухе, – неуверенно сказал он.

– Я тебя надолго не задержу. – Настоятель соскользнул с крупа Бинки, сделал несколько шагов по воздуху и заорал.

Казалось, этот вопль никогда не стихнет. Но в конце концов настоятель снова забрался на коня.

– Ты даже не представляешь, как долго я этого ждал, – сказал он.

В нескольких милях от храма, на дне долины, располагалась деревня, жившая тем, что обслуживала храм. С воздуха она походила на беспорядочную россыпь хижин – маленьких, но зато с надежной звукоизоляцией.

– Можешь высадить меня где угодно, – сказал настоятель.

Мор оставил его стоять в паре футов над заснеженной землей, там, где хижины особенно тесно жались друг к дружке.

– Желаю, чтобы следующая жизнь оказалась лучше предыдущей, – напоследок сказал он настоятелю. Тот пожал плечами.

– Хорошо бы, – отозвался он. – Ну, мне хотя бы положен девятимесячный отпуск. Поглядеть особенно не на что, зато тепло.

– Что ж, прощайте, – сказал Мор. – Мне надо спешить.

– Оревуар, – с тоской ответил аббат и отвернулся.

На поверхности Диска все еще играло мерцающими бликами центральное сияние. Мор вздохнул и потянулся за третьими песочными часами.

Корпус у них был серебряный, украшенный маленькими коронами. Песчинок внутри оставалось всего ничего.

Подумав, что ночь уже подложила ему всех имевшихся у нее свиней и хуже стать попросту не может, Мор осторожно повернул жизнеизмеритель, чтобы разобрать имя…

* * *

Принцесса Кели проснулась.

До ее слуха донесся какой-то шум – такой, словно незваный гость не производил никакого шума. Куда там перинам и горошинам – элементарный естественный отбор веками обеспечивал выживание тех династий, которые учили своих отпрысков распознавать присутствие коварного ночного убийцы по шорохам, которых тот не допускал, ибо в кругах, близких ко двору, всегда находились охотники пырнуть ножом законного наследника престола.

Она лежала без движения и думала, как быть дальше.

Под подушкой у нее скрывался кинжал. С большой осторожностью принцесса заскользила рукой вверх по простыне, из-под ресниц оглядывая спальню в поисках незнакомых теней. Она прекрасно понимала: стоит только показать, что не спишь, – и ты уснешь навсегда.

Сквозь большое окно в дальнем конце спальни проникал свет, однако латы, шпалеры и прочие предметы убранства, загромождавшие комнату, могли укрыть за собой целую армию.

Кинжал провалился за изголовье. Впрочем, Кели все равно не сумела бы воспользоваться им как следует.

Кричать, призывая стражу, решила она, не имеет смысла. Если кто-то сумел проникнуть в спальню, значит, он одолел стражников или, по крайней мере, оглушил их огромной суммой денег.

На каменных плитах пола, придвинутый к камину, стоял поддон с углями для обогрева комнаты. Может, из него получится оружие?

Послышался слабый металлический звон.

А может, закричать – не такая уж и плохая идея…

Окно разлетелось вдребезги. На какой-то миг в обрамлении сине-лилового пламени мелькнула фигура в капюшоне, припавшая к холке самого большого коня, какого Кели доводилось видеть.

Но и рядом с кроватью определенно кто-то стоял, замахиваясь ножом.

Время будто замедлилось, и Кели зачарованно смотрела, как поднимается рука и как конь со скоростью ледника галопом несется через спальню. Вот нож оказался прямо над ней и начал опускаться; в то же мгновение конь поднялся на дыбы, а всадник, привстав в седле, замахнулся каким-то оружием, чье лезвие вспороло недвижный воздух с таким звуком, какой извлекает палец из кромки мокрого бокала…

Свет погас. Раздался мягкий стук падения, затем металлический лязг.

Кели набрала полные легкие воздуха.

Чья-то рука на мгновение зажала ей рот, и взволнованный голос произнес:

– Если закричишь, я об этом пожалею. Ладно? Я и так по уши влип.