Месопотамия

Эта лисица
воет ночью на луну
и обходит все мои ловушки
так, словно ничего не случилось,
так, словно ее это не касается.

Когда-то она носила на шее
украшения, от чего их стоимость
лишь росла,
и плед, в который она заворачивалась,
был как поле с подсолнухами,
и по нему ходили птицы,
склёвывая поздние зёрна
нежности.

И когда она сердилась,
ярость поднималась по ее венам,
будто влага по стеблю розы.

В любви самое важное –
не верить тому, что произносится.
Она кричала: «Оставь меня в покое»,
пытаясь сказать:
«Разорви мне сердце».
Она отказывалась
говорить со мной,
на самом деле отказываясь
выдыхать воздух.

Так, словно хотела сделать
мне ещё хуже, чем есть.

Так, словно главная наша проблема
была в воздухе,
которым мы дышали.

* * *

Я ей говорю:
– Что ты рисуешь всё время?
– Это мужчины, – отвечает она, – а это женщины.
– А почему женщины у тебя всегда плачут?
– Они, – отвечает, – оплакивают ветер,
что прятался в их волосах,
оплакивают собранный виноград,
от которого были терпкими их языки.
И никто – ни мужчины в прокуренной одежде,
ни дети со спичечными коробками,
в которых лежат золотые скорпионы непослушания, –
никто не сможет их утешить.

Любовь мужчин и женщин –
это доставшиеся нам нежность и беспомощность,
длинный перечень подарков и потерь,
погружение ветра в майские волосы.

Ах, как горько полагаться на того,
кому доверяешь, как сладко разочаровываться
в том, кто ночью касался твоих губ.

Потому что есть вещи странные и невиданные,
и как их не раскрашивай,
всегда выходит одно и то же:

звезда висит над тобой,
воздух закипает теплом.
Сколько света прячет в себе
каждое женское горло.
Сколько мрака.

* * *

Лучшее, что было этой зимой –
её следы на первом снегу.
Тяжелее всего было канатоходцам –
как им держать равновесие
с этими сердцами, что так и тянут в сторону?
Хорошо, должно быть, когда у тебя два сердца –
можно зависать в воздухе,
можно задерживать дыхание,
в упор разглядывая
зелёных медуз снега.

Лучшее, что было этой зимой –
деревья и птицы на них.
Вороны были похожи на телефонные
аппараты, которыми пользуются
бесы радости.
Они сидели на деревьях, а деревья зимой,
словно женщины после развода –
теплый корень переплетается
с холодным,
тянется в темноту,
требует света.
Хорошо было бы
научить этих ворон пению
и молитвам, чтобы занять их хоть чем-то
мокрыми мартовскими утрами.

Лучшее, что только могло случиться,
случилось именно с нами.
Это всё март, – говорила
она разочарованно, – это всё
потому, что март:
вечером долго ищешь
по карманам рекламные листовки,
а утром изумрудная трава,
что растёт под кроватью,
горько и жгуче
пахнет
мячами для гольфа.

* * *