Мешуга

Я нашел винную лавку и вновь купил для хозяев бутылку шампанского. На этот раз мне не надо было брать такси. И магазин, и Крейтлы были близко. Крейтлы жили на углу Централ-Парк-Вест и Семьдесят второй-стрит в небоскребе с двумя остроконечными башенками. Я был готов представить свой план путешествия в Израиль Стефе и Леону. Пока я ждал лифта, стоя в просторном вестибюле, мне стало ясно, что я вновь навлекаю на себя очередные затруднения, впутываясь в целую сеть всевозможных недоразумений. Но поче­му я так поступаю? Что это — некая форма мазохизма?

Я позвонил, и Стефа открыла дверь. На ней было изысканное шелковое платье, волосы были подкрашены и уложены. Но выглядела она неважно, прибавила в весе и в количестве морщин. Она осмотрела меня с ног до голо­вы, и по выражению ее лица я понял, что моя наружность ее тоже не устраивает. Однако вскоре ее лицо осветила улыбка, она обняла меня, и мы поцеловались. Стефа восклик­нула:

—   Надо же, шампанское!

Появился Леон, и мы обнялись. Чтобы преодолеть замешательство и неопределенность, которые я чувствовал в отношении своих пла­нов, я воскликнул:

—   Мазелтов! Мы едем в Израиль!

—   Кто это «мы»? — спросила Стефа.

—   Ты, Леон, я и еще несколько человек из моей старой гвардии.

—   Что за старая гвардия?

—   Мои земляки, простые, но хорошие люди.

Стефа пожала плечами.

—         У моей мамы была привычка говорить: «Он строит планы, не посоветовавшись с хозяином».

—         Зачем сидеть здесь, в Нью-Йорке, когда там строится новое еврейское государство?

—  Когда ты собираешься ехать?

—   Как можно скорее.

По лицу Стефы было видно, что идея ей нравится, и я сказал:

—   На Суккот мы будем там.

—   Леон, ты слышишь?

—         Да, слышу. Надо было это давным-давно сделать.

—   А как с вашим бизнесом? — спросил я.

—         Мой бизнес сам о себе позаботится, — ответил Леон. — В газетах пишут о скрытой инфляции, и это правда, вещи дорожают, а не дешевеют. Но в моем бизнесе, чем меньше вмешиваешься, тем лучше.

—         Леон, сегодня праздник! — прервала его Стефа.

—         Ангелу Смерти нет дела до праздников. В городке, где жил мой отец, была женщина, у которой были собственные саваны. Она ссужала ими любого, кто умирал в праздник. На второй день праздника разрешается хоронить, но никто не имеет права сшить для этого саван.

—         А что, если умерший был мужчиной? — спросил я.

—         Разрешается хоронить мужчину в женском саване. Все мертвые одного пола, — сказал Леон.

—         К чему эти разговоры о смерти? — спросила Стефа. — Пока что мы живы. Хорошо, мы поедем с тобой в Израиль. Зачем тебе нужны эти твои земляки?

—   Вшестером нам будет веселее.

—  Ладно, дай мне немного времени. Сколь­ко еще до Суккота?

—   Ровно две недели.

Мы ужинали, пили шампанское, и глаза Стефы сияли юношеским огнем. Итак, невозможное возможно — хотелось бы, чтобы это стало моим девизом на будущее. Мы сидели и болтали до поздней ночи, потом Леон и Стефа настояли, чтобы я остался у них до утра. Комната Франки все еще ожидала меня, и на этот раз я позволил уговорить себя. Леон в деталях знал все, касающееся Макса Абердама, Хэрри Трейбитчера и его дяди Хаима Джоела. Леон рассказал, что много лет на­зад Хаим Джоел Трейбитчер купил участки в Майами-Бич, которые теперь стоят миллио­ны. Этот бывший хасид так богат, что не мо­жет определить и не знает точных размеров своего состояния. Он, Леон, также владеет недвижимостью в Майами Бич, но, как он вы­разился:

—   По сравнению с ним я как муха по срав­нению со львом.

После того как Леон пошел спать, Стефа сказала:

—   С чего это вдруг у тебя возник план путешествия в Израиль? У тебя там любовница?

—   Возможно.

—   Новенькая? Или старая? Ты можешь рассказать мне правду. Я не ревную. Кто эти земляки, которых ты собираешься взять с собой?

—   Пожилая пара и подруга Привы.

—   С прежней родины, да? И кто оплачивает их расходы?

—   Они сами.

—   Ладно, меня это не касается. Пойдем, я постелю тебе, — сказала она.

Мы прошли в комнату Франки. Комната была окутана тьмой. обнял Стефу, и мы стояли, слившись в долгом поцелуе. Стефа сказала:

—   Не беспокойся, Леон уснул. Он засыпает мгновенно, потом через два часа просы­пается, не в силах заснуть снова. Он будит меня, и мы лежим вместе, погруженные в на­ши заботы. Когда всю ночь лежишь без сна, — добавила Стефа, — мозг становится вместилищем безумия. Спокойной ночи!

В эти дни — десять Дней Покаяния между Рош Хашана и Днем Искупления — я чувствовал себя до крайности напряженно, каза­лось, вот-вот взорвусь от нетерпения. Тем не менее, я занимался приготовлениями в соот­ветствии с намеченным планом.заказал би­леты, с которыми на следующий день после Йом Кипура мы должны будем взойти на ко­рабль, направляющийся в Шербур. Мы долж­ны были провести несколько дней в Париже, потом оттуда лететь в Израиль. Мы будем в Израиле на следующий день после праздника Симхат Тора.[155]