Мешуга

Прежде всего, мне бы хотелось, чтобы вы поговорили с ней. Вы, вероятно, знаете, что Хэрри Трейбитчер обанкротился и покончил с собой после того, как украл деньги со счетов жертв Гитлера. Макс Абердам был посредником; эти люди доверяли ему, а не Хэрри. Макс Абердам поехал в Польшу со своей давней возлюбленной Матильдой Трейбитчер и серьезно заболел. слышал, что Матильда тоже больна, и что Хаим Джоел, идиот, бросился к ее постели. Для моего ребенка, моей единственной дочери, ока­заться замешанной в таком скандале — стыд и позор. Моя дочь принимала участие в этой авантюре, и эта грязь пала и на мою голову тоже. Кто-то рассказывал мне, что Мириам собирается поехать за границу, чтобы встре­титься с Максом. Конечно, вы заняты своим творчеством, но так как, похоже, заодно дае­те советы всем — я должен сказать, разумные советы — почему бы не дать совет и моей до­чери, которая является вашей пылкой по­клонницей, которая буквально обожает вас? Вам, возможно, уже известно, что моя дочь совершила возмутительную глупость и вышла замуж за какого-то неотесанного слабоумно­го слюнтяя из простонародья. Мириам худ­ший враг себе же самой. Она делает такие вещи, для которых есть только одно название — мазохизм. Дошло до того, что мы решили послать ее к психиатру, к доктору Бичовски, который в Польше был одним из самых крупных специалистов в этой области. Но Мириам не хотела об этом и слышать. В ее перевернутом сознании это воспринималось так, будто мы задумали упрятать ее в психушку. уж больше нечего сказать.

Моррис Залкинд оставил свою машину на Ист-Бродвее и настоял на том, чтобы я по­шел с ним полюбоваться его новым автомо­билем. Он хотел пригласить меня в кафе «Ройял», к Линди или в ресторан морских блюд на Шипсхед-Бэй.

— Зачем вам сидеть в изнемогающем от зноя Нью-Йорке? Там, где я сейчас живу, на Лонг-Айленде, прохладно. С моря дует све­жий бриз. Если вы не верите в грядущий мир, почему не получить чуть больше удовольст­вия в этом? Поедем, проведем вместе не­сколько часов. Где вы живете?

—   У меня меблированная комната на Вест- Семидесятой-стрит.

—   По крайней мере, с ванной?

—   В холле.

—   Какой в этом смысл? Вы намерены от­дать все силы бессмертию литературы?

—   Право, нет.

—   Я спрашивал Мириам, что даст ей диссертация об Аароне Грейдингере, если предмет ее исследования сам нищий. Она возрази­ла, что моя душа заботится только о деньгах, а не об идеалах. Что хорошего, спрашиваю я вас, приносит идеализм? Но моя дочь упря­мая, настоящий мул. Я немало истратил на нее, трачу и сейчас, хотя она об этом не зна­ет. Девушке ее возраста следует выйти замуж вместо того, чтобы ухаживать за человеком, который тяжело болен, женат и к тому же окончательно обанкротился. Какой во всем этом смысл, а?

— Любовь не спрашивает о смысле, — сказал я.

—   Но что она в нем находит? По мне он отвратителен.

—    Она смотрит на него своими глазами, а не вашими.

—   Вам легко говорить. У вас нет ни жены, ни дочери.

Я с трудом понял, что мы переехали Бруклинский мост, и автомобиль Морриса Залкинда двигается по направлению к Кони-Айленду. Я не видел Кони-Айленд несколько лет. Мы проехали Шипсхед-Бэй, Брайтон и выехали на Сарф-авеню. Это был все тот же Кони-Айленд, и все же были заметны некоторые изменения — появилось много новых до­мов. Только шум и суета, и солнечные пляжи, заполненные купающимися, были прежними. Я прикинул, что мальчики и девочки, которые резвились в океане, когда я жил в этих местах, стали теперь взрослыми, и что полуголые за­горелые юноши, игравшие там теперь, были, вероятно, их детьми. Однако их лица были точно такими же — сверкающие глаза, выра­жающие безумную жажду удовольствий и го­товность заполучить их любой ценой. Один парень нес на плечах девушку. Она держалась за его кудри, лизала вафельную трубочку мо­роженого и смеялась торжествующим сме­хом юности. Низко над водой пролетали са­молеты, рекламировавшие продукты, но слово «кошер» можно было заметить редко. На скамьях вдоль бордвока[110] сидели, опираясь на трости, разговаривая и споря, старики.

—   Я хочу задать вопрос, — сказал Мор­рис Залкинд, — но не обижайтесь. Вы не обя­заны отвечать. С моей стороны это просто любопытство.

—   Что вы хотите спросить?

—   Какого рода отношения у вас с моей дочерью? Я понимаю, что она очарована вашими произведениями. Но вы лет на двадцать старше Мириам. И во-вторых, если у нее уже есть этот старый идиот Макс, како­ва ваша роль в этом романе?

—   Ваша дочь обаятельна, умна, эрудирована и обладает редкостным пониманием литературы; она изумительная девушка.