Мешуга

—    Посмотрите на часы и позвоните мне через десять минут. — И прежде, чем я смог произнести хоть слово, отъехала.

«Где этот клочок бумаги, который мне только что дала Мириам? » Так происходило всегда — как только фортуна мне улыбалась, сразу же начинали свои шутки демоны и бе­сенята. Внезапно я осознал, что сжимаю клочок бумаги в левой руке. «Чего я так вол­нуюсь?» — спросил я себя. И опять услышал голос отца: «Развратник!»

Десять минут прошли, я нашел телефон и набрал номер. Мириам ответила сразу же.

—    Она ушла, — сказала Мириам. — Поднимайтесь наверх!

Я был уверен, что Парк-авеню справа от меня, но вместо нее оказался на Пятой аве­ню. Я повернул обратно. Почему так получа­ется, что я всегда выбираю неправильный путь? Тем не менее, я добрался до нужного дома — огромного здания, очевидно, для бо­гатых. Привратник был разодет, как генерал, включая золотые пуговицы и эполеты. Он взглянул на меня с сомнением и подозрени­ем. В лифте были диванчик и зеркало, и лиф­тер дождался, пока Мириам откроет дверь. Я вошел в квартиру, которая выглядела, как дворец. Мириам взяла меня за руку и повела словно по музею с восточными диванами, стенами, обитыми богатыми гобеленами, комнатами с большими висячими лампами и резными потолками. Она спокойно откры­ла дверь, ведущую в детскую комнату, в беспорядке заваленную дорогими игрушка­ми. В кроватке спал бледный мальчик с ры­жими волосами. Рядом я заметил бутылочку и термометр. В моей голове пронеслось: «Он мог бы быть моим сыном».

Как будто прочитав мои мысли, Мириам сказала:

—   Диди похож на вас.

—   Что навело вас на эту мысль? — спро­сил я, пораженный ее телепатией.

—   На вашей голове еще осталось несколь­ко рыжих волос. Волосы его матери — ярко-рыжие. Она лесбиянка, живет здесь со своей любовницей отдельно от мужа. Обе из достаточно богатых, известных в Бруклине еврейских семей. Такую страсть мне никогда не понять. Я однажды видела ее мужа. Высокий, красивый как картинка, имеет доктор­скую степень Гарвардского университета. Зачем она вышла замуж и завела ребенка, ес­ли предпочитает кого-то своего пола? По не­которым причинам она мне доверяет и пола­гается на меня. Ах, все это так трагично и, одновременно, так смешно. Я знаю и дру­гую — страшна как смертный грех и говорит басом.

Гостиная представляла из себя смесь старины и современности: рояль, отделанный золотом, и картины современных художни­ков, которых я не знал. Мириам объяснила:

—   А это не книжные полки, а бар. — То, что казалось томами (в шикарных перепле­тах с золотым обрезом) Шекспира, Милтона, Диккенса и Мопассана, на самом деле было дверцей шкафа, содержавшего бутылки ви­на, виски, шампанского и более дюжины раз­ных ликеров. Мириам сказала:

—   Если хотите выпить и забыть ваши заботы, можете это сделать.

—   Нет, спасибо, не сейчас.

—   Макс был здесь несколько раз. Он пьет как лошадь. Может разом опрокинуть бу­тылку коньяка и не пьянеет, только стано­вится веселым. Хозяйка дала мне полную свободу в этой квартире: я могу здесь есть, пить, принимать гостей. Она изливает мне душу. Что это за безумие, которое охватило ее? Когда я вспоминаю время, проведенное в темной дыре в доме моей учительницы, оно кажется мне похожим на фантазию. А сей­час у меня есть — по крайней мере, времен­но — все, чего я хочу. Но почему-то я не сча­стлива.

—   Почему? — спросил я.

—   Скажите мне вы. Возможно, я прошу слишком многого. Существует такая вещь, как счастье?

—   А чего именно вам не хватает?

—   Если бы я знала. Сейчас поездка Мак­са в Польшу окончательно определилась, он просит меня поехать с ним, но мысль о том, чтобы вновь оказаться там, ходить среди могил, вызывает во мне дрожь. Однако он для меня отец, любовник, муж — все, что у меня есть на земле. С тех пор, как моя мать ушла с этим обманщиком, я утратила все чувства к ней. Я знаю теперь, какова она: скверная женщина, которая не может любить никого, кро­ме самой себя. Отец сделан из того же теста. Вы, конечно, думаете, что яблочко недалеко катится от яблони. И вы правы. Как я могу быть другой, если я их дочь? Я прекрасно по­нимаю, что вы обо мне думаете.

—   Нет, не понимаете.

—  Я все понимаю. Я люблю Макса, но если у него есть другие женщины и если он поддается всем своим безумствам, то почему бы и мне не делать того же самого? Он убеждает меня найти другого мужа и даже как-то сам предлагал его найти. Или он чувствует себя виноватым, или хочет отделаться от меня? Может быть, вы поймете все лучше, чем я.

—   Как я могу понять? Я знаю вас меньше суток. Вчера в это время я не подозревал о вашем существовании. Я даже думал, что Макс мертв.

—   Вы правы. Вы, может, знаете меня меньше суток, но я знала вас пять лет. Был ли когда-нибудь написан роман о женщине, которая знает мужчину пять лет, тогда как он знает ее только один день? Герой мог бы быть писателем, похожим на вас, а героиня кем-то вроде меня.

—   Он мог бы быть и актером, — сказал я.