Мешуга

—   Я не знаю, чему верить. Существует такая вещь, как желание смерти.

—   У меня это тоже есть, — сказала Мириам. — Я учусь, читаю, вдохновляюсь вами и другими, мечтаю о счастье, путешествиях, о том, чтобы иметь ребенка, — а потом начи­наю уставать от этой отвратительной игры и хочу покончить со всем. У Макса это жела­ние даже сильнее, чем у меня. Он вечно гово­рит о смерти. Он хочет обеспечить всех бе­женцев, особенно меня. Каждые несколько недель он меняет завещание. Он достаточно оптимистичен, чтобы считать, что фортуна от него не отвернется, но я уверена, что рано или поздно он все потеряет. Он, вероятно, говорил вам, что у меня есть муж, Стенли Барделес. Это маньяк, графоман, упертый писака безо всякого таланта. Он отказывает­ся дать мне развод и создает всякого рода трудности. Макс убедил себя, что я беспомощная маленькая девочка, ребенок, но на самом деле у меня часто бывает чувство, что я старая, очень старая.

—   Сколько у вас было мужчин? — спро­сил я, тут же пожалев о своей бестактности.

В глазах Мириам заиграла усмешка.

—   Почему вы спрашиваете?

—   Я не знаю. Глупое любопытство.

—   Много было.

—   Двадцать?

—   По меньшей мере.

—   Почему вы это делаете?

—    Возможно, из-за желания смерти. У моей учительницы был брат, который стал моим любовником в Варшаве. Он погиб в Варшавском восстании в сорок четвертом. Когда ты лежишь в дыре много месяцев и ед­ва можешь размять ноги — и твоя жизнь в опасности, — каждая встреча с кем-то из ми­ра живущих становится захватывающим событием. Это было частью цены, которую я платила за мое желание жить. Когда я наконец вышла на свободу и увидела город в развалинах и могилах, я почувствовала, будто произошло какое-то чудо, будто я встала из могилы. У вас есть похожий рассказ — как он называется?

—    «В мире Хаоса».

—   Да, я читала его. У всех беженцев есть, что рассказать, и некоторые из них прожили жизнь, которая хуже смерти. Мы пробира­лись в Германию. Дороги кишели самыми разными убийцами — грабителями, фашистами, фанатиками всех видов. Мы проводи­ли ночи в хлевах, конюшнях, в хранилищах картофеля. Иногда мне приходилось спать рядом с мужчинами, которые могли полезть на меня, не говоря ни единого слова. Не бы­ло никакого смысла устраивать скандал. Я уверена, что вы находите меня отталкива­ющей из-за того, что я теперь рассказываю. Однако раз уж вы спросили, я решила отве­тить.

—   Я не имел права спрашивать. И отталкивающими я нахожу убийц, а не их жертвы.

—   Агенты из Израиля, члены организа­ции приходили, чтобы помочь нам. Они тоже были мужчинами, а не ангелами. Что есть у женщины в таких обстоятельст­вах? Ничего, кроме ее тела. Когда мы доб­рались до Германии, нас опять упрятали в лагерь в ожидании виз в Америку или в Па­лестину. Мой отец стал контрабандистом и добился некоторого успеха, но мы все еще были заключенными. Я стала совершенно циничной и начала сомневаться, что где-ли­бо существуют любовь и верность. В Амери­ке я встретила Стенли Барделеса, который показался мне приятным. Я убеждала себя, что нашла настоящую любовь, и слишком поздно поняла, что он дурак. Боже мой, уже без четверти одиннадцать! Вы все еще готовы поехать со мной на Парк-авеню?

—   Да, если вам это будет приятно.

—   Если мне будет приятно? Каждая мину­та с вами для меня радость.

—    Почему вы так говорите?

—   Потому, что вы и Макс — братья, и я хочу быть женой для вас обоих. О, вы по­краснели! Вы и вправду еще дитя.

Я сел рядом с Мириам и любовался, как она управляет машиной, куря сигарету. Она сказала:

—    Я хочу, чтобы вы знали, что в моем первом я жила в Тибете, где женщина может быть замужем одновременно за двумя или тремя братьями. А почему бы не здесь? Прежде всего, я люблю и вас, и Макса. Во- вторых, Макс хочет найти мне мужа. Я часто задаюсь вопросом: «Почему мужчинам разрешается все, а нам, женщинам, — ничего?» На днях Макс спросил меня, кого я предпо­чла бы в качестве моего будущего мужа или любовника — и я ответила немедленно, Аарона Грейдингера. Надеюсь, вы не считаете оскорбительным быть вторым номером. Но Макс старше вас. Он мой первый, и так будет всегда.

—   Мириам, мне доставило бы наслажде­ние быть вторым номером.

—   Вы это серьезно?

—    Совершенно.

Мириам протянула мне правую руку, и я взял ее. Наши руки были влажными и дрожа­ли, и я ухитрился нащупать ее пульс, кото­рый оказался ускоренным и сильным. Она ехала теперь по Медисон-авеню, и я спросил ее почему, ведь нашей целью была Парк-аве­ню. Мириам ответила:

—   Я не могу пригласить вас наверх, пока мать ребенка дома. Как видите, я все распланировала. Вот здесь я записала номер теле­фона. Подождите десять минут и потом позвоните. Мать ребенка всегда уходит сразу, как только я появляюсь. Она тоже влюблена, по-своему.

Мириам остановила машину, и я вышел. Она дала мне клочок бумаги и сказала: