Мешуга

—  Я уже говорил с Максом, и он обещал привести свою прелестную жену, Приву, и, возможно, еще его секретаршу, Мириам. Нас будет немного, всего один стол. Будьте так добры, запишите дату и мой адрес...

Я поблагодарил Хаима Джоела Трейбитчера и сказал ему, что знаю, как много он сделал для еврейского искусства, в том числе на идише и иврите. И он ответил в присущей ему манере:

—   Эйше бешейше полевине. Это не стоит щепотки пороха...

То, что такой выдающийся человек решил пригласить меня в свой дом, было знаком то­го, что мои акции повышаются. Однако я всегда избегал обедов, банкетов и приемов, поскольку у меня не было соответствующего костюма. В течение всех лет моей жизни в Америке я старался не бывать в многолюд­ных компаниях. «Не имей никаких дел с людьми», — ворчал во мне мизантроп. Даже единственная встреча с Максом Абердамом втравила меня в бесчисленные сложности. Моя прежняя застенчивость возвратилась ко мне, застенчивость, которая никогда полностью не покидала меня. Матильда была снобом, и для ее приема, вероятно, требовался смокинг с накрахмаленной рубашкой и черным галстуком. Я позвонил Максу до­мой, но никто не отвечал. Я позвонил Мири­ам, которая также была приглашена. Она сказала:

—    Какой в этом смысл? У меня нет ни подходящего платья, ни туфель, ни терпения. Ты, конечно, знаешь, что Матильда больше тридцати лет была любовницей Макса?

—   Такие слухи ходили в Варшаве.

—    Все это знают. Это секрет Полишине­ля. Пожалуй, я не пойду на их прием. Ма­тильде нравится разыгрывать из себя знат­ную даму. Я буду чувствовать себя, как рыба, вынутая из воды. — Потом Мириам спроси­ла: — Что ты сейчас делаешь?

—   Совсем ничего.

—   Приезжай!

—   Когда?

—   Сейчас, сию минуту.

Да, мы уже обращались друг к другу на «ты», но не пошли дальше поцелуев. был предупрежден писаниями Отто Вейнингера[64] об опасности попадания в сети женщины. Женщина — существо без этики, без памяти или логики, побудитель сексуального, утверждение материального, отрицание духовного. Тем не менее я сказал:

-    Я еду.

-      Когда? Возьми такси. Не заставляй ме­ня ждать. Ты нужен мне сейчас больше, чем  когда-либо, — сказала Мириам.

-      Ты мне тоже.

Меня удивляло, почему Макс позволял развиваться нашим отношениям. Отто Вейнингер называет женщину совратительницей, но в нашем случае истинным совратителем был Макс. У ревности есть противополож­ность — «спаривание», как называет это От­то Вейнингер. Желание поделиться партне­ром, стремление к сексуальной общности. Я замечал это и в мужчинах, и в женщинах, и, в особенности, среди членов варшавского Клуба Писателей. На самом деле, я впервые открыл этот феномен в Пятикнижии, еще когда учился в Рахиль отдала свою служанку Бильху в наложницы своему мужу Иакову, а другая его жена Лия отдала ему же свою рабыню Зильпу. Все странности современного человека пустили корни еще на заре цивилизации. В трубке я слышал Мириам, при­казывающую мне: «Возьми такси!» Она почти выкрикнула эти слова. В них была нетерпели­вая настойчивость, которой невозможно бы­ло противиться.

Обычно мне не удавалось остановить такси, но одно я нашел. «Попадал ли кто-нибудь в столь затруднительное положение? — спрашивал я себя в такси. — Написан кем-нибудь роман о человеке, подобном мне, об увлечениях и запутанных положениях, подобных моим? » По сравнению с моим положени­ем художественные произведения, которые я читал, казались упрощенными и лишенными сложностей. Насколько я мог судить, никто в этих книгах не был столь нищим, как я, разве что герой книги Кнута Гамсуна «Голод». Но он не был непосредственно вовлечен в любов­ные дела, он только фантазировал. Такси ос­тановилось, и я расплатился. Когда машина отъехала, я понял, что дал водителю пятерку вместо доллара. При всей моей бедности я был осужден вечно терять деньги.

Я поднялся на лифте на четырнадцатый этаж. Едва я протянул руку, чтобы позво­нить, дверь открылась. Мириам, по-видимо­му, стояла там, ожидая меня. Мы обнялись без слов. Мои костлявые колени уперлись в ее ноги, заталкивая ее в квартиру. Позади нас, очевидно порывом ветра, захлопнулась дверь. Мы не теряли времени на опасения и сомнения. Мы упали на кровать. На Мириам был только халат на голое тело. Мы отдава­лись друг другу молча, кусая губы партнера со всей силой страсти. Наступили сумерки, а мы все еще боролись, стараясь вырвать из наших тел последние судороги наслаждения. Мысленно я умолял телефон не звонить, и он молчал. Достаточно странно, но в тот мо­мент, когда мы сели, телефон бешено зазво­нил, как будто не в силах больше сдержи­ваться.