Мавры при Филиппе III

– Ищу работу. В Валенсии наших много, есть и богачи. Они охотно дают работу своим соплеменникам и не обижаются на то, что мы крещеные, зная, что мы невольно меняем веру наших отцов на чужую…

В эту минуту послышался стук подъехавшей телеги. Новые гости со страшным шумом вошли в трактир.

– Эй, хозяин, подавай хороший обед! Хорошего вина!.. Да смотри у меня, самого лучшего!

– Слушаюсь, извольте-с! – отвечал трактирщик с почтением.

– Кто это такие? – спросил шепотом Пикильо.

– Это дон Лопес д’Оривела, королевский сборщик податей, а это его подчиненные.

Пикильо поклонился дону Лопесу, но у толстого господина, вероятно, руки были коротки, он не мог снять шляпы, а потому не только не отвечал на поклон, но даже и не взглянул на Пикильо.

– Это что за люди? – спросил он с презрением и гордостью, указывая тростью на бедное семейство.

– Это мавры или, вернее сказать, новые христиане, – отвечал трактирщик, почтительно кланяясь, – они из Новой Кастилии идут в Валенсию.

– А заплатили ли они за право переселения?

– Что это значит? – спросил Пикильо.

Дон Лопес д’Оривела не обратил внимания на вопрос и продолжал, обращаясь к маврам:

– Вы разве не знаете, что мавры все без исключения не смеют переселяться из одной провинции в другую, не заплатив подать правительству?

– Какое варварство! Какое притеснение! – вскричал Пикильо, не обращая внимания на знаки трактирщика, который напрасно делал их, чтоб тот молчал.

– Это что? Кто здесь говорит? – вскричал толстый господин. – Положенная подать – три червонца с души. Вас девять человек. Следовательно надо двадцать семь червонцев. Подавайте сюда. Я королевский сборщик податей.

И он протянул руку.

– Но разве вы не видите, сеньор, что у этих несчастных нет и мараведиса? – сказал Пикильо.

– А мне что за дело! – возразил сборщик. – Если нечем заплатить подать, так пусть идут туда, откуда пришли.

– Но если они обратятся к вашему великодушию.

– Я не плательщик, а сборщик податей… И то много заплатил за свое место. Вот мой секретарь, Мурвиедо, скажет, как я сам стеснен. Герцог Лерма требует, чтобы мы вперед вносили деньги.

– Да, – заметил Мурвиедо. – И вы еще в долгу за прошлый год…

– Молчи!.. Кто тебя об этом спрашивает?.. Кому какое дело до моего долга? У меня, слава Богу, есть кредит.

– Вы не хотите пощадить бедняков? – сказал Пикильо. – Смотрите, может быть, и вас не пощадят ваши кредиторы.

– Это что такое? Кто смеет так говорить? – вскричал сборщик с гневом. – Я никого не боюсь… и ни в ком не нуждаюсь.

– Неизвестно! – подхватил громкий и приятный голос из противоположного угла комнаты.

Все оглянулись в ту сторону и увидели красивого молодого человека лет двадцати восьми, который несколько минут тому назад вошел в трактир никем не замеченный и стоял прислонясь к стене.

Глава XIII. Встреча

Голос молодого человека произвел удивительное действие на сборщика податей. Дон Лопес д’Оривела забыл о своем уже поданном обеде, и главное, удивительно было то, что руки его вдруг выросли: он снял шляпу и поклонился так низко, как нельзя было ожидать от такого толстого господина.

– Сеньор Иесид! – вскричал он.

– Он самый, сеньор дон Лопес д’Оривела. Накройте вашу голову и не студите обеда из-за меня. Вы, кажется, требуете по три червонца с тех несчастных людей, с каждого ребенка… Это много!

– Действительно… но я не заметил что… это дети.

– Все равно. Никто больше нас не уважает права короля, следует отдавать кесарево кесарю.

И он бросил на стол двадцать семь червонцев.

– Что это! Вы, сеньор Иесид!.. Вы хотите заплатить за них!.. Не стоит беспокоиться об этих пустяках… Мы бы кончили это завтра… Я завтра хочу быть у вас.

– Не беспокойтесь напрасно! Ни мой отец, ни я уже не будем иметь с вами никаких дел.

– Как… А кредит?.. А деньги, которые вы хотели одолжить мне?..

– Этот молодой человек сказал правду, – произнес Иесид, указывая на Пикильо. – Зачем щадить того, кто сам никого не щадит? Мы попросим вас на этой же неделе уплатить нам весь долг. Мы уже довольно дожидались.

– Помилуйте, сеньор!.. Где ж я возьму? Ведь я могу потерять место!

– Так что ж! Ваше место займет другой, кто, может быть, будет обращаться справедливее с бедными.

Иесид обратился к Сиди-Сагалу и начал говорить с ним на арабском языке. Между тем сборщик податей то краснел, то бледнел, хотел и не мог решиться упросить непреклонного. Он готов был броситься ему в ноги, и если бы никого не было, верно бы бросился.

Лицо Иесида и в особенности его голос приводили Пикильо в невыразимое волнение. Он не в первый раз видел эту благородное и поразительное лицо, не в первый раз слышал звучный и приятный голос, который глубоко проникал в сердце. Он хотел броситься к нему и спросить: «Кто ты? Почему так бьется мое сердце при взгляде на тебя?» Но Иесид, сказав Сиди-Сагалу несколько ласковых слов и в пожатой руке оставив ему кошелек, поспешно вышел, сел на коня и ускакал прежде чем, тронутый его благодеянием, бедняк, успел его поблагодарить. Тут только Пикильо узнал молодого мавра, скакавшего на коне, и вспомнил, когда и где он его видел.