Мавры при Филиппе III

Солнце сияло во всем своем блеске, день был знойный. Пикильо остановился в первой попавшейся гостинице, для утоления голода и для отдыха. Гостиница «Золотой фазан», а также и другие в этом крае не походили на обыкновенные испанские гостиницы. В довольно чистых комнатах за столами сидели порядочно одетые люди, большей частью из проезжих купцов и фабрикантов, но из числа всех господ один гость произвел на Пикильо неприятное впечатление. Это был человек в одежде альгвазила. Расплатившись с хозяином, он выходил в то время, когда наш путешественник пересекал порог гостиницы. Лица его Пикильо не видал, но по росту, сложению и ухваткам он показался ему знакомым. По телу Пикильо мгновенно пробежал трепет, ему представилось, что он прошел мимо смертельного врага, известного капитана Хуана Батиста Бальсейро. Нельзя было предполагать, чтобы Бальсейро сделался альгвазилом и перешел на сторону своих неприятелей. Но как бы ни было, незнакомец, вероятно, не мог узнать Пикильо, потому что он очень переменился с тех пор, как был в гостинице «Добрая помощь».

Тревожимый неотвязной мыслью, Пикильо наконец решился спросить трактирщика, который но своему званию обязан знать все, но сеньор Мануэло отвечал, что видел этого альгвазила в первый, а, может быть, и в последний раз и только знал из собственных его слов, что он едет по казенным делам в Валенсию, откуда отправится куда-то на корабле.

Пикильо вздохнул свободнее. Он только пожалел, что в таком прекрасном месте, как Валенсия, есть альгвазилы, похожие на Бальсейро.

Наконец он пришел в себя и принялся за поданный обед. В это самое время под открытом окном, у которого сидел Пикильо, остановилась семья странствующих бедняков, – мать, отец и семеро детей, из которых старшему было не более пятнадцати лет, – все в ветхих одеждах, худые, бледные, изнуренные. Они ничего не просили и, по-видимому, остановились только для отдыха, изредка поглядывая с завистью на обедающих в трактире.

Пикильо заметил их в то время, когда хотел проглотить кусок жареной куропатки. Это был первый кусок, но он не мог его проглотить и положил опять на тарелку. Ему живо представилась та минута, когда он несколько лет тому назад сам был точно в таком положении и страдал от голода. Встреча с альгвазилом, похожим с Бальсейро, еще более придала живости этому воспоминанию.

– Сеньор Мануэло! – вскричал он. – Приготовьте поскорее большую миску супа, да хорошую порцию олла-потриды[8] для этих бедняков. Они не просят, но я наверняка знаю, что примут обед из дружбы, – прибавил он, выглянув в окно.

Мать семейства взглянула с признательностью и ступила шаг вперед. Отец стоял и не решался двинуться. Пикильо угадал, что в сердце этого несчастного скрывается гордость. Он протянул ему руку и сказал:

– Вы можете принять предложение друга, который прежде и сам был в таком же положении и нисколько не краснеет от этого.

Эти слова, сказанные с благородством, привлекли внимание всех присутствующих в гостинице, и все одобрили молодого путешественника. Бедняк обеими руками пожал руку Пикильо и по приглашению трактирщика вошел с семьей в зал и уселся за указанный стол. Кроме заказанного Пикильо приказал подать своим гостям вино, белый хлеб и фрукты, а потом уже принялся за свою куропатку.

Сиди-Сагал, так звали бедняка, был мавр и жил в Новой Кастилии, близ Куэнсы, он нанимал за довольно большую цену совершенно бесплодную землю у одного маркиза. Наконец своими трудами и усердием удобрил неблагодарную почву до того, что удвоил ценность имения и начал уже наслаждаться плодами своего терпения, как вдруг, вследствие новых мер принятых инквизицией и Рибейрой, был взят со всем семейством и посажен в темницу за то, что не был крещен.

Несчастный мавр опасался за свое семейство, но не хотел покоряться притеснителям и принять католическую веру. Целый год томился он с семейством в темнице и только неотступные просьбы жены и детей склонили его на то, на что не могли склонить пытки и угрозы фанатиков. Сиди-Сагал крестился со всей семьей.

Епископ города Куэнсы наделал много шуму этим обращением, за что получил торжественную благодарность Великого инквизитора. Но валенсийский архиепископ Рибейра тайно завидовал ему, потому что в то время все духовные лица соперничали в обращении заблудших на путь истины.

Новообращенного Сиди-Сагала освободили, но все состояние его погибло. Когда он после годовой неволи воротился на свою ферму, она совершенно опустела, а маркиз де Побар, владетель этой фермы, требовал уплаты за прошедшее время и хотел увеличить цену на следующие годы, потому что имение стало лучше. Несчастному Сиди-Сагалу нечем было заплатить долг. Маркиз отнял у него стадо, забрал всю утварь и разорил несчастного окончательно. Богатый мавр вдруг сделался нищим, бросил Куэнсу и отправился искать пропитания в другое место.

Все путешественники, бывшие в трактире, один за другим, кончив обед и расплатившись с хозяином, отправились в путь. Пикильо тоже собрался, но по окончании рассказа спросил мавра:

– Что вы теперь намерены делать?