Мавры при Филиппе III

Но вдруг он пронзительно вскрикнул. К счастью крик этот был заглушен пением монахов и шумом любопытных зрителей.

Пикильо увидел не призрак, а страшную действительность. Подле девушки медленно двигался старик с лицом, некогда веселым, а теперь мрачным, бледным и исхудалым. Это был бедный цирюльник Абен-Абу, Гонгарельо. Если бы Пикильо и сомневался в этом, то это сомнение непременно должно было исчезнуть при криках толпы, которая указывала на несчастных пальцами и кричала:

– Вот они! Вот они! Мавры!.. Эти двое!

И матери, поднимая своих детей на плечи, повторяли:

– Смотри, смотри!.. Видишь?

Процессия прошла, и народ бросился за нею следом провожать до капеллы. Ворота инквизиции затворились, и Пикильо остался один на улице. Он не заметил, как это случилось. Душа его была полна негодования, ужаса и бешенства так, что он долго не приходил в себя.

– Нет! – вскричал он наконец. – Это не люди, это хищные звери!.. Это дьяволы!.. Надо бежать из этого ада!

Девицы страшно испугались бледности его лица и беспорядка одежды.

– Что с вами такое? Что случилось?

Пикильо упал в кресло в изнеможении и не мог говорить.

– Что такое! Скажите ради Бога!

Пикильо собрался с силами и рассказал все, что видел и слышал. Особенно объяснил им свое отчаяние из-за несчастного Гонгарельо и его племянницы.

– Чудовища! – вскричала Аиха. – Они жгут бедных людей за исповедание другой веры!

Кармен ужаснулась и с изумлением схватила сестру за руки. Они были судорожно сжаты, как в нервном припадке, и по всему телу пробежал трепет.

Но Аиха скоро опомнилась и, преодолев свое волнение, спросила:

– А вы, Пикильо, что думаете об этом?

– Я сеньора?.. Я спасу Хуаниту и Гонгарельо… или умру с ними на костре.

– Как это можно! – вскричала Кармен.

– Да, это нелепо, – повторила Аиха, – но благородно.

И в словах ее было что-то похожее на то, что и она сделала бы то же на месте Пикильо.

– Но как их спасти? – спросил он.

– Один Фернандо может помочь нам, – сказала Кармен, – жаль, что он не скоро приедет.

– Нет, сеньор Фернандо не поможет, – возразил Пикильо. – В Испании нет власти, могущей бороться с инквизицией.

– Но если бы король захотел… – сказала Кармен.

– Который? – спросила Аиха. – Филипп или Лерма? Первый едва ли может.

– А герцог Лерма не посмеет, – прибавил Пикильо.

– Постойте, – сказала Кармен, – я поговорю с тетушкой. Графиня д’Альтамира лучше нас знает двор. Она добра и поможет нам, если знает средство. Подождите, я сейчас вернусь.

И она вышла.

Пикильо в волнении ходил взад и вперед по комнате.

– Вы верите, что попытка Кармен удастся? – спросил он Аиху, остановившись.

– Нет.

– Так, значит, бедные мавры погибнут?

– Вероятно. Но, по крайней мере, и я подумаю, нельзя ли спасти их. Горе тому, кто не помогает своим братьям!

Пикильо взглянул на нее с удивлением и повторил:

– Своим братьям!

Она прибавила:

– Да! Они твои братья. Я это знаю. В тебе течет кровь мавров.

– Кто вам это сказал?

– Никто. Но я знаю с тех пор, как мы с тобой встретились в лесу. Когда ты упал с дерева, платье твое было разорвано, и на обнаженном плече у тебя я заметила арабский знак.

– И вы никогда об этом не говорили!

– Зачем?

– Для своей же пользы, ты должен скрывать это… особенно теперь. Ты видишь, как обращаются с маврами. Но, может быть, мы еще успеем спасти цирюльника и его племянницу. Слушай, ведь я могу положиться на тебя, Пикильо?

– Без всякого сомнения, сеньора.

– Ну, хорошо. Мне только нужно, чтобы ты ни в каком случае, будет ли успех или нет, не говорил никому о моем поручении.

Пикильо посмотрел на нее с удивлением и сказал:

– Даю клятву!

– Так погоди.

Аиха села за стол, поспешно написала письмо и разорвала. С другим письмом случилось то же. Наконец третье удалось и было самое короткое. Запечатав и написав адрес, едва успела отдать и сказать:

– Больше я ничего не могу сделать и не знаю средств. Надо отдать письмо прямо в руки, по адресу и без свидетелей – тайно.

Вошла Кармен.

– Поскорее спрячьте! – шепнула Аиха.

Пикильо поспешно сунул письмо в карман. Кармен сообщила, что графиня д’Альтамира очень рада бы сделать все на свете, чтобы угодить своей милой племяннице и ее друзьям, но чрезвычайно сожалеет, что не может помочь этому горю, потому что имеет очень мало влияния при дворе и особенно когда дело идет о таком важном обстоятельстве, о борьбе с великой инквизицией.

Возвратившись в свою комнату в доме д’Альбайды, Пикильо вынул письмо и, когда взглянул на адрес, изумился. Он долго не мог прийти в себя, письмо было адресовано «Ее Величеству Королеве Испанской».

Пикильо не мог понять и объяснить себе, каким образом Аиха, бедная сирота, воспитанная в отдаленной провинции, за неделю только прибывшая в Мадрид и не знакомая ни с кем из придворных, осмелились писать королеве. Это было так таинственно, что он не мог ничего понять, но между тем он и не смел подумать, что это сделано по глупости. Аиха сама ему сказала, что больше ничего не может сделать и что он сам должен отыскать средство доставить письмо по адресу.