Мавры при Филиппе III

Конечно, Пикильо знал свет только из книг, но наконец понял безумие своей страсти и увидел, какая неизмеримая пропасть отделяет его от Аихи и тех счастливцев, которые имеют право стоять с нею в одной паре.

– Нет надежды! Нет надежды!.. – твердил он с отчаянием.

Это, конечно, была правда. Но в любви истина не есть доказательство. Если она подавляет нас очевидностью, то мы отворачиваемся и беремся за первую нелепость, какая только в состоянии утешить нас.

Всю ночь Пикильо говорил себе, что Аиха должна быть знатного происхождения, но для чего это скрывают? Для чего говорят, что она бедная? Какая тайна? Он сам видел ее богатство. Если она знатная, то он потеряет ее. Если же она только богата, так, может быть, и он разбогатеет. Много прочел он историй счастливцев, которые из ничтожества взошли на ступень величия. Разве и с ним такого не может быть?

И он мечтал, вспоминая слова Аиха: «с терпением и мужеством можно все приобрести». И в воображении его расцветали прекрасные, пышные мечты и через минуту опять исчезали.

Так прошла ночь.

Глава VIII. На другой день праздника

Утром, после праздника, все встали поздно, и Пикильо увидел Аиху позже положенного времени. Аиха испугалась, заметив в нем страшную перемену. Она и Кармен еще вечером знали, что Пикильо сказался больным и ушел. Но теперь, увидав его бледного и, очевидно, страждущего, обе с нежною заботливостью сестер старались всеми силами облегчить его болезнь и придумывали все средства, как бы его утешить.

Пикильо понимал, что для него стараются делать в тысячу раз более, чем он заслуживал, и, тронутый участием, чувствовал свою неблагодарность, хотя сердце его сжималось от невероятного и несбыточного. Он желал бы лучше умереть, но не сказать того, чего сам не открывал себе. Наконец решился победить себя и скрыть безумную страсть шутками над своею болезнью.

Кармен не замечала, но Аиха поняла все.

– У Пикильо есть что-то на сердце, и он скрывает! – сказала она, положив руку ему на плечо и глядя пристально ему в глаза.

Этот нежный голос и этот взгляд заставили трепетать бедного молодого человека. Твердость его оставила, и он, забыв свое намерение скрыть тайну, заплакал.

– Что с тобой, Пикильо? – удивилась девушка.

– И вы спрашиваете, что со мной! – вскричал он. – Вы, которые добротою своею сделали меня самым несчастным! Своим расположением и благородством чувств почти сравнили с собою, тогда как я по положению нахожусь ниже всех! Развили мой ум для того, чтобы я лучше видел мой стыд, мою нищету, которых я, может быть, никогда бы не понял.

Девушки пришли в замешательство от таких справедливых упреков. Кармен от возмущения не знала, что отвечать, но Аиха подумала и произнесла:

– Да, сестрица! Пикильо прав. Мы виноваты, и нам должно поправить эту ошибку или завершить начатое. Но я и теперь то же самое скажу, что прежде говорила: Пикильо должен помочь нам. Пикильо, – продолжала она с живостью, – не грусти, иди вперед, достигай цели, и ты можешь быть счастливым, в этом я тебе ручаюсь! Испания в настоящее время не так богата людьми достойными, чтобы для тебя не было места… Если бы ты был дворянин, я бы сказала тебе: иди в ряды войска; но если эта дорога не для тебя, иди по другой, на которой ты можешь и обязан иметь успех, потому что способнее других. Благородные графы и бароны, с которыми я вчера говорила, объяснили мне, что у тебя есть достоинства, каких ты и сам не ощущаешь.

Аиха не вполне могла осознать, какую благотворную росу вливает в душу бедного Пикильо. Слова ее оказали такое влияние, что с этой минуты он поверил, что сможет достигнуть всего.

Если что и вершит наше будущее, так это слова любимой женщины.

– Вот и прекрасно! – сказала она, заметив в глазах Пикильо радостное выражение, которое сменило слезы отчаяния. – Теперь-то мы наставим тебя на путь и непременно исполним это. Подожди, я сейчас приду.

И она побежала к вицерою, не думая, что он, возможно, еще спит.

Но д’Агилар давно встал. Его разбудил неожиданный дорогой гость, племянник Фернандо д’Альбайда.

– Много прошло времени как мы не виделись! Какой ты стал молодец!.. право молодец! – говорил старик, любуясь на своего племянника. – Откуда тебя Бог принес?

– Из Нидерландов. Все еще деремся!

– Вижу, вижу! – сказал д’Агилар с гордым удовольствием, взглянув на легкий шрам на загоревшем лбу молодого воина. – Да ты полковник! Так, так! Молодец, Фернандо. Эх, жаль что ты не приехал вчера! У меня был бал… Поглядел бы на Кармен, да потанцевал бы с нею… Ты ее теперь не узнаешь, так похорошела… Вообрази…

И он хотел описать наряд, но вдруг быстро переменил разговор.

– Полковник!.. Так, значит, дела хорошо идут?

– К несчастью, нет, – печально сказал молодой человеке, – вы помните то время, когда верх был всегда на стороне испанской армии и когда они дрались за правые дела. Но теперь не то время. Теперь все напротив. И генералов нет… Один только Спинола еще полководец…

– Да! Но зато Лерма его и не жалует.