Читаем Мавры при Филиппе III полностью

Нечитанная королем записка Рибейры переходила из рук в руки по всему государству. Она производила сильное впечатление не только на духовных особ, но и на самых могущественных и почетных граждан.

Между прочим, Рибейра утверждал, что мавры были постоянно в заговоре с неприятелями и, узнав о приготовлениях Генриха Четвертого, предлагали ему золото и войско, но благодаря проницательности Лермы эта беда была отвращена. Если бы вдруг Генрих Четвертый не умер, Испания была бы окружена внешними и внутренними врагами. Такое событие может повториться. При первой внешней войне мавры вооружатся, и Испания принуждена будет преклониться под ярмом победителей или бежать в горы Астурии.

Эти рассуждения более всего поражали высший класс. А для убеждения народа Рибейра нашел другое средство. Носились слухи о заговоре, который относился будто к тому, чтобы призвать султана Марокканского. Говорили, что мавры обещали ему восстать при его появлении и выставить огромнейшее войско, а также помогать в грабеже церквей, осквернении святынь и уничтожить все духовенство. Этот-то заговор, утверждали, открыла великая инквизиция.

Молва разнеслась и произвела ужас на народ. Монахи изобретали самые страшные, дивные рассказы, которые переходили из уст в уста и все более и более увеличивали общий страх.

Все умы были наполнены такими слухами и рассказами, ожидая какого-нибудь великого события, и потому слова Рибейры были справедливы. Он говорил королю, что все единодушно желают повеления, которое сделалось пагубным для Испании.

Эти все известия Иесид получил из Валенсии и пришел к Аихе.

Это было на другой день после ее свидания с королем.

Аиха была бледна. Она всю ночь не спала, а молилась.

– Нам сегодня непременно нужно ехать в Валенсию, сестра, – сказал Иесид.

– Отчего же непременно сегодня?

– Отец и все братья наши в опасности, и наш долг повелевает быть при них.

Он также сообщил ей эти слухи и прибавил, что жизнь Деласкара уже подвергалась опасности. Разъяренная чернь, подстрекаемая тайными клевретами инквизиции, хотела сжечь его дом.

Аиха задрожала.

– Это не все, – продолжал Исеид. – Весь флот Испании стоит у наших берегов и всем войскам велено идти на Валенсию и Гранаду. Не знаю, чем думает отец отвратить эту грозу; но, между прочим, пишет мне, чтобы спасти веру отцов и братьев, он готов на все и считает все возможным.

– Он это писал? – вскричала Аиха и побледнела больше прежнего.

– Да, вот его письмо, но прежде всего он просит у нас прощения за свой поступок. Он вполне уверен, что мы согласимся с его мнением и принесем в жертву все, что имеем самого драгоценного.

– Это его слова? – повторила с ужасом Аиха.

– Посмотри, вот его последние строки: «Спасем своих братьев или умрем».

Аиха дрожащей рукой взяла письмо и стала читать.

– Что с тобой? – спросил Иесид, заметив смертельную бледность ее лица.

– Оставь мне это письмо, братец, – сказала она, пряча письмо отца на грудь, и потом продолжала: – а… нам нельзя быть здесь… необходимо ехать… приготовь карету к вечеру. Отец, верно, желает взглянуть на дочь… ты отвезешь меня к нему сегодня.

Иесид вышел, но, оглянувшись, увидел, что Аиха зашаталась.

– Я испугал тебя, сестрица, – сказал он заботливо, подходя к ней. – Я сообщил тебе горькие вести. Но успокойся, отец, быть может, сумеет отвратить опасности.

– Нет, это будет стоить ему жизни! – возразила Аиха, потом, оправившись от своего волнения, она сказала: – Да… может быть!.. Я надеюсь, что враги не решатся губить наших братьев. Пикильо призван в палаты инквизиции. Он скажет, что там определено… Может быть, сегодня же ты поедешь к отцу с известием от короля, что он и его министр отказались навсегда от своих жестоких намерений.

Последние слова произнесены были с такой видимой тягостью, что Иесид вскричал:

– Ты скрываешь, сестра, свои страдания.

– Нет, ничего!.. В котором часу ты поедешь?

– Часов в одиннадцать.

– Хорошо, я буду готова. Пусть карета ждет меня, только не здесь… я не хочу возвращаться в этот дом.

– Почему же так?

– Узнаешь после. Пусть она дожидается меня у дворца, у маленького подъезда, на половине королевы… Ты знаешь?

Иесид вздрогнул.

– Знаю, – сказал он. – Но зачем же там?

– Затем, что никто не увидит нашего отъезда… и еще потому что… но я скажу после!

– Почему же не теперь?

– Почему? – повторила она, затрепетав. – Не спрашивай, умоляю тебя!.. Иди, приготовляйся, – прибавила она, сложив руки.

Иесид посмотрел на нее с удивлением, но, однако, не просил открыть тайну. Он вспомнил, что и сам когда-то желал, чтобы другие уважали его тайны, и, поцеловав Аиху, пошел к дверям.

<p>Глава VII. Признали</p>

По уходе Иесида Аиха, оставшись одна, долго не могла прийти в себя. Она несколько раз перечитывала письмо отца и повторяла его слова:

– «Дети мои! вы будете согласны со мной. Вы не станете колебаться для спасения веры и братьев, пожертвуете всем, что имеете самого драгоценного. Спасем своих братьев или умрем».

– Я исполню твою волю, отец мой, – шептала она. – Я спасу братьев, и сегодня Иесид привезет к тебе твою дочь мертвой!

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги