Мавры при Филиппе III

Через секунду противоположная дверь отворилась, и король с трепещущим сердцем вошел в комнату, где полагал найти счастье, но комната была пуста. Он осмотрелся и не верил своим глазам от изумления, беспокойства и отчаяния.

Пока король обрывал все звонки, звал и расспрашивал Латора, изумленного не менее его самого, Аллиага со страхом в душе вынес бесчувственную женщину на улицу.

По этой улице и днем очень редко кто проходил, а по ночам и подавно нельзя никого было встретить. Пикильо скоро прошел несколько шагов и увидел, что перед ним стоят два человека в плащах.

Они поспешно подошли к молодому монаху.

– Мы погибли! – подумал Пикильо.

Незнакомцы, окинув взором девушку и монаха, которого, казалось, узнали, вздрогнули. Один из них подошел ближе и шепнул:

– Слава Богу, брат, ты всех нас выручил! Что теперь хочешь делать? Мы поможем.

Аллиага изумился такому неожиданному покровительству и отвечал, что нужно увезти ее за город.

– Хорошо, сейчас отправим.

– Но как?

– За углом той улицы мы видели карету. Кучер, как видно, ждет кого-нибудь, мы принудим его.

Пикильо еще более изумился. Незнакомец свистнул, и в ту же минуту явилось еще несколько человек в черных плащах. Они по его приказанию окружили стоявшую близ карету. Кучер и хозяин экипажа не соглашались. Незнакомцы их унимали и приказывали молчать.

– Нет, я не стану молчать! – вскричал с гневом молодой человек из кареты.

Пикильо с новым изумлением узнал голос Иесида, подбежал и схватил его за руку.

– Молчите! – вскричал он. – Помогите нам увезти эту женщину, и вы будете довольны наградой.

Иесид в свою очередь также изумился, узнав Пикильо и Аиху.

– А! Это другое дело! – сказал он с замешательством. – Извольте. Я готов помочь, господа.

И через минуту Аиха сидела в карете между двумя братьями.

– Что это значит? – спросил Иесид.

– Молчи, после узнаешь. Вели ехать на Хенаресскую дорогу.

Через несколько времени они были уже за городом и мчались по большой дороге.

Все это произошло не более как в десять минут со времени выхода Аллиаги из дворца. Свежий ночной воздух и движение экипажа привели в чувства девушку, которую можно было бы счесть за мертвую, так она была бледна и неподвижна.

– Где я? – спросила она, очнувшись и осматриваясь.

– С твоими братьями, – отвечал Иесид, обнимая ее.

– Это ты, братец! – вскричала она с радостью, но потом, вспомнив прошедшее, прибавила: – Вы спасли меня, а себя, быть может, погубили.

И она рассказала им сцену, происшедшую у нее два дня тому назад с королем. Объяснила повеление об изгнании их всех из отечества и условие, с которым король хотел уничтожить это повеление. Иесид вскрикнул от негодования при мысли, за какую цену хотели продать им спасение.

– Да! – говорила Аиха. – Чтобы спасти отца и всех братьев, я решилась на это! Но будьте покойны, – продолжала она, показывая знакомую уже Аллиаге склянку, – я не перенесла бы этого позора. Я дала клятву, но Бог, верно, судил иначе. Его Святая воля. Что теперь будет с нами, Пикильо, ты все молчишь. Скажи же!

Но Пикильо вместо ответа опустил голову на грудь и заплакал.

– Прости! прости меня, сестра! – говорил он. – Когда я увидел тебя в комнате короля… я хотел тебя убить…

– Благодарю, брат мой! – сказала Аиха, подавая ему руку. – Но не забудь исполнить это, если судьба опять приведет меня к этой крайности.

– Нет! Нет! – вскричал Иесид. – Это невозможно! Король не захочет довести Испанию до погибели. Изгнание наше разорит всех баронов Валенсии. Они помогут нам. Успокойтесь. Еще есть надежда. Но, слава богу, мы спасли сестру.

Перед рассветом они уже были в Хенаресе и, переменяя мулов, увидели у ворот постоялого двора Педральви, который также хлопотал около дорожного экипажа.

– Педральви! – вскричал Пикильо. – Ты как здесь?

– Я с сеньором Деласкаром. Он едет в Мадрид.

– Батюшка здесь! – вскричали молодые люди в один голос.

Иесид и Пикильо выскочили из кареты и высадили Аиху.

– Как вы очутились здесь, дети мои? – спрашивал обрадованный старик, обнимая каждого по нескольку раз.

– Мы ехали к вам в Валенсию.

– Там теперь единственное мое убежище, – прибавила Аиха.

И братья рассказали старику об опасности, которой Аиха подвергалась.

– Возможно ли! – вскричал старик Деласкар от ужаса и изумления. – Ты хотела погубить себя! Но кто же тебе дал право на это?

– Сама решилась, батюшка, – отвечала Аиха. – Вот ваше письмо, – продолжала она, подавая ему письмо.

– Да, – возразил старик, – я писал, что должно жертвовать состоянием и жизнью. Но честь – такая драгоценность, которой мы не имеем права располагать сами по своему произволу. Наша обязанность сохранить ее невредимой. Да! – прибавил он, обратив глаза к небу. – Наше имущество и жизнь принадлежат королю, но честь наша принадлежит одному Богу…

Аиха упала на колени и обняла ноги отца.

– Встань, дочь моя, встань! У меня есть надежда на спасение, если только дух тьмы не овладел совершенно королем и его советниками. Они, верно, согласятся на мое предложение.

– А если нет? – спросил Иесид.

– Тогда что ж делать? Придется покинуть родину и умереть на чужой земле.