Мавры при Филиппе III

Она стала на колени и начала молиться. Через несколько минут она бодро встала и взяла хрустальный флакон, который Пикильо отнял у графини д’Альтамиры. Аиха несколько времени смотрела на него как на единственного своего друга, как на последнюю надежду.

Он был не полон. Если выпить остальное, можно было надеяться на скорую и верную смерть. Но вдруг она задумалась. Еще несколько времени, и Фернандо, которого она любила, мог бы предложить ей руку и сердце. Еще несколько времени, и она принадлежала бы ему, и свою тайную любовь могла бы открыть целому свету!.. Но теперь должна умереть и подвергнуться его презрению! Потерять любовь его и даже уважение. Она хотела написать ему все. Но тогда бы Фернандо ни за что не позволил бы принести эту жертву.

– Нет! – говорила она. – Нет! Пусть он лучше завтра все узнает. Однако же… он так добр… я не могу не проститься с ним.

И она написала одно слово: «придите», и послала его уведомить.

Через несколько минут Фернандо был в ее комнате.

– Вы писали мне! – сказал он с радостью. – Вы звали меня! И видите, как я спешил.

– Благодарю вас, – сказала Аиха с нежной улыбкой, – я хотела поговорить с вами.

– Говорите! Приказывайте! Чем я могу быть вам полезен?

– Нет, – отвечала Аиха печально, – мне не о чем вас просить.

– Чего же вы желаете?

– Я хотела вас только видеть, Фернандо.

Фернандо затрепетал от радости.

– Да, – продолжала Аиха, – я хотела видеть вас, чтобы поблагодарить за все, чем вам обязана. Вы посвятили мне свою жизнь и покорились моей воле и моим желаниям. Вы сохраняли в тайне вашу любовь!.. Для меня вы жертвовали собой, для меня вы страдали!.. Чем мне вознаградить вас? Я ничего не имею, кроме одного слова, и, если хорошо вас поняла, то знаю, что этого слова для вас будет довольно. Слушайте, Фернандо, я люблю вас!

Это слово было произнесено не с застенчивостью, не с потупленным взором, а со слезами на глазах и с истинной любовью.

Фернандо в изумлении и восторге упал на колени и осыпал поцелуями прекрасные руки Аихи. Она не отнимала их, но вдруг Фернандо вскочил с новым изумлением, когда заметил ее рыдания.

– Что с вами? – вскричал он. – Что это значит?

– Это первый и последний день моей любви, – отвечала Аиха. – Я не увижу вас больше, Фернандо… я не могу видеть вас. Вы должны отказаться от меня.

– Это почему?

– Не спрашивайте. Вы меня знаете. Если кто любит вас… говорит так, то вы поймете, Фернандо, что судьба ставит между нами новую непреодолимую преграду.

– Какую еще? – вскричал он.

– Не спрашивайте!.. Вам довольно и того знать, что все страдания, какие бы можно только вообразить, не сравнятся с теми, какие я теперь испытываю.

– Так скажите мне, отчего вы так страдаете?

– Сказать! – вскричала Аиха, отступив в ужасе. – Нет… нет, я не за этим хотела видеть вас. Я желала только проститься с вами…

– Проститься!.. И вы покидаете меня?

– Это необходимо! Забудьте обо мне.

– Нет! Это невозможно!.. Вы хотите, чтоб я забыл вас, чтобы отказался от вас в такую минуту?

– Это необходимо! Необходимо! – повторила Аиха с отчаянием. – Поспешите!.. Я теперь не могу вам всего объяснить, но скоро…

– Скоро?.. Что такое? – вскричал Фернандо с ужасом. – Что? Ради Бога, говорите!

– Теперь нельзя, но я обещаю, что вы узнаете. Да, – продолжала она, собирая все свои силы, – завтра вы получите письмо.

– Завтра? Поклянитесь, что я завтра узнаю все.

– Клянусь моей любовью.

Этих слов было довольно, чтобы возродить в сердце Фернандо надежду на счастье. Аиха смотрела на его улыбку с состраданием и печально произнесла:

– Идите! Идите!.. Чего вы ждете?

– Еще одной милости, – отвечал он.

Аиха, бледная и неподвижная, молчала. Фернандо подошел к ней и, обняв рукой ее стройный стан, шепнул на ухо:

– Аиха!.. Милая Аиха! Один поцелуй!..

Аиха затрепетала, но не противилась. Она думала, что еще может быть достойна его.

Фернандо с жаром прижал ее к своему сердцу и запечатлел пламенный поцелуй на ее губах, но они были холодны как мрамор. Он вскрикнул. Аиха рукой указала на дверь, и Фернандо в отчаянии и восторге удалился.

Как только затворилась дверь, Аиха схватила перо и принялась писать к нему.

Это была исповедь Фернандо во всем; она просила прощения, не в смерти, которой хотела купить его уважение, но в преступлении, через которое должна последовать эта смерть.

Несколько раз она останавливалась, желая разорвать письмо, но вспоминала своего отца. Эта мысль оживляла ее и придавала силы исполнить свое намерение.

Время клонилось к ночи, и чем ближе подходила роковая минута, тем сердце Аихи билось сильнее и сильнее. Голова ее горела, и воображению представлялись грёзы, как будто в горячке.