Сведения, доставленные Аллиагой, оказались верными. Он их спас. Министр и инквизитор удивлялись только тому, что такой скромный, безвестный монах не имел честолюбия. Они смотрели на Пикильо как на сильного союзника, которым при случае могли воспользоваться. Случай скоро представился.
Духовник короля Гаспар Кордова умер. Отец Жером просил короля назначить на это место Эскобара, которого поддерживал и Уседа против министра и особенно против Великого инквизитора. Он хотел назначить на это место монаха из доминиканцев и предлагал своего родственника.
Но, к удивлению Сандоваля, король решительно отказал. Инквизитор, в свою очередь, также отказывался признать Эскобара, и король рисковал остаться без духовника, потому что в этих делах необходимо было общее согласие.
Лерма представил на это место Аллиагу, потому что он был способнее и лучше всякого другого и сверх того враг иезуитов. Инквизитор согласился, и король не мог отказать вторично, особенно когда ему предлагали брата Аихи. Эта тайна кроме семейства Деласкара была известна только ему и Фернандо.
Итак, монах Луи Аллиага, не помышляя о себе, через самого Лерму достиг звания королевского духовника.
Эскобар, увидя, что Пикильо вторично отбил у него место, усомнился в усердии Уседы. С этой минуты между союзниками возникли несогласия, которые министр всеми силами старался усилить. Между тем Пикильо стал духовником короля, и ему предназначено было возвышаться через своих врагов.
Сандоваль обещал помочь Лерме в изгнании иезуитов. Великий инквизитор сам этого желал, но прежде всего ему нужно было изгнание мавров. Он употреблял последнее убеждение, которое тотчас склонило министра.
Папа формально обещал пожаловать Лерму кардинальской шляпой в тот самый день, в который будет выдано повеление об изгнании мавров.
Обстоятельства благоприятствовали. Необходимо было немедленно представить королю для подписания повеление об изгнании.
Оставалось одно препятствие – любовь Филиппа к Аихе. От него скрывали, что он любит мавританку. Если же он узнал бы, то оставалось привлечь Аиху на свою сторону, или погубить ее, или наконец испугать короля, вооружив против его любимицы римский двор.
Бедный король и не подозревал этой новой борьбы. Он и без того был довольно несчастлив, принужденный не только терпеть при себе, но даже хвалить и награждать министра, которого уже не любил, а страшился и считал убийцей своей жены. Он не мог скрыть своих чувств, и Лерма легко приметил холодность и страх своего повелителя. К довершению этого горя он любил Аиху еще более с тех пор, как перестал ее видеть.
В это самое время Аиха попросила аудиенции. Филипп не заставил дожидаться.
Когда герцогиня Сантарем вошла, король побледнел. Волнение его было так сильно, что сама Аиха смутилась.
– Что вы желаете сказать мне, герцогиня?
– Я пришла поблагодарить вас за все милости и проститься…
– Проститься!.. Вы едете? – вскричал король и потом вполголоса со вздохом прибавил: – Я очень несчастлив!.. С некоторого времени беда за бедой преследуют меня… и это последний удар!
– Я не понимаю, Ваше Величество, почему мой отъезд вам так неприятен?
– Выслушайте меня, герцогиня!.. – И он на минуту остановился в нерешимости, потом продолжал: – Я люблю вас!.. В первый раз это слово срывается с моего языка… но из него вы не узнаете ничего нового… да, я давно вас люблю, и потому меня огорчает ваш отъезд… У меня было только одно удовольствие – одно утешение видеть вас.
– Но я со времени смерти королевы не была при дворе, Ваше Величество.
– Неужели вы думаете, что я этого не заметил? У меня только и есть один друг… и вас не было со мной, но вы все-таки были в Мадриде. Я мог встретить вас хоть, например, на прогулке. Этого не случалось, – продолжал он печально, – но могло случиться. Я надеялся, что это случится.
Аиха выслушала это простое признание и не знала, что отвечать. Она прошептала несколько выражений почтительности и преданности королю.
– Да! – вскричал Филипп с горестью. – К королю! Все к королю!.. То есть к тому, которого никто не любит… Я вам признаюсь, герцогиня, что у меня был только один счастливый день в моей жизни, именно тот, когда я был вашим двоюродным братом дон Августином… Не покидайте меня!..
И на глазах короля навернулась слеза, которая говорила: останьтесь!
– Останьтесь! Без вас у меня не достанет твердости изобличить изменников, которые меня окружают. Вы помните?.. Я говорил вам!.. Это все правда… Я вижу здесь только врагов… и вы хотите меня оставить!..
Филипп в невыразимом волнении упал на колени, схватил руку Аихи и, орошая ее слезами, вскричал:
– Это я! Ваш король… нет, ваш друг! Умоляю вас… Останьтесь, если хотите, чтобы царствование Филиппа было славно… останьтесь, чтобы я мог любить вас, повергнуть к вашим ногам скипетр и корону. Они для меня ничего не значат без вас!..