Мавры при Филиппе III

– Да, отдайте отчет… я требую! – грозно вскричал король, когда увидел, что все его поддерживают.

– Говорите! говорите! – кричали члены и со всех сторон нападали на министра.

– Ваше Величество, – отвечал министр, – и вы, господа советники, могу уверить вас, что я постоянно заботился о славе и независимости Испании. Мне бы нетрудно было изложить вам подробно, что я предпринимал к защите наших владений…

В собрании раздался громкий ропот.

– Но это было бы бесполезно, – сказал министр громким голосом, покрывая говор собрания.

– Бесполезно! – вскричал Медина. – Почему?

– Потому что нам нечего бояться армии французского короля! Она не переступит за наши границы, потому что союз разрушился. Генриха уже нет на свете.

При этой вести все собрание оцепенело.

– Король французский умер! – вскричал Уседа, пораженный этим известием.

– Да! – мрачно произнес Великий инквизитор. – Умер под ножом убийцы. Сегодня меня уведомили из Парижа, что король в ту самую минуту, когда отправлялся в собор на венчание в своем экипаже, был поражен убийцей Равальяком. Мы оплакиваем смерть такого великого государя и преклоняемся пред определениями Всемогущего. Генрих погиб в ту минуту, когда заносил меч на народ, верный Богу и Святой церкви.

– Бог хранит Испанию! – сказал король, сняв шляпу и обратив глаза к небу.

– Да! – подхватил министр. – Но Бог и без этого давал нам возможность оградить себя от опасности. Мария Медичи с прискорбием смотрела на эту войну и с сожалением отказывалась от союза, который я давно предлагал ей, а теперь она сама спешит предложить нам мир. Вот ее письма.

При этих словах лица всех прояснились.

– И теперь, – продолжал министр, – вместо соперницы мы имеем во Франции дружественную и верную союзницу. Неужели вы, Ваше Величество, и вы, господа, находите, что я не забочусь о пользе и славе Испании?

– Да здравствует наш славный министр герцог Лерма! – вскричала большая часть из собрания.

Король изумился и не знал, досадовать ему или вселиться. Уседа с яростью в сердце побежал к графине и иезуитам с известием, что с этой минуты герцог Лерма снова сильный и более полновластный повелитель Испании.

Глава II. Борьба

По смерти королевы ничто уже не удерживало Кармен в Мадриде. Она, несмотря на мольбы Фернандо и слезы Аихи, уехала в Пампелунский монастырь и поспешила начать искус.

Аихе тоже нечего было делать в Мадриде. Она собралась ехать в Валенсию, к отцу, который так нежно любил ее, и послала вперед Хуаниту с известием о своем прибытии. Ее удерживала в Мадриде только болезнь Иесида.

В тот день, когда Пикильо пришел к своему брату и сказал: «Королева скончалась!», Иесид страшно вскрикнул и впал в немое бесчувственное отчаяние. Целые недели он проводил без сна и не говорил ни слова ни с Пикильо, ни с Аихой. По временам он тихо шептал имя королевы, потом, как будто испуганный, озирался, закрывал голову и бегал как полоумный. Он не узнавал никого.

Наконец Пикильо вздумал подать ему перстень с бирюзовым камнем.

Тут рассудок Иесида, казалось, воротился. Аиха удивилась, что этот талисман возвратил ее брата к жизни. Перстень этот носила королева.

– Кто тебе дал его, брат? – спросил Иесид, затрепетав.

– Та, которой уже нет; кто молится за нас.

При этих словах Иесид упал на колени.

– Она велела отдать тебе этот перстень и приказала посвятить твоим братьям дни, которые ты посвящал ей. Будешь ли ты исполнять ее волю?

– Всегда! – отвечал Иесид и поцеловал перстень.

Решили, что Иесид, как только поправится, поедет с Аихой в Валенсию. Фернандо также вскоре надеялся поселиться там в своих богатых и прекрасных поместьях.

B сердце его пробуждалась сладостная, но еще темная надежда, о которой он не смел никому говорить, и даже сам себе едва сознавался.

Неизвестно, представлялась ли эта надежда Аихе или нет, но верно то, что они не говорили друг другу об этом ни словом, ни взглядом, хотя каждый день виделись.

Отъезд был назначен, но Аиха не могла ехать без согласия короля. Она попросила аудиенции. Лерма, только что избавившийся от беды, удивлялся чуду, которое спасло его. Он торжествовал снова над своими врагами и над королем. Его безрассудство благодаря счастью сочли за высокую политику. Теперь он видел себя в более блестящем положении. Мир, надолго упроченный новыми союзами, дал ему время исправить прежние ошибки и залечить раны государства, но вместо этого он с братом своим только и думал о том, как нанести Испании последний смертельный удар. Тотчас по одержании победы на государственном совете Сандоваль напомнил Лерме обещание, данное в дни опасности, и он дал слово всей своей властью помогать инквизиции в деле изгнания мавров.

Если бы министр был в прежней своей силе, он тотчас бы принялся за другое обстоятельство, более важное – за совершенное изгнание своих врагов, иезуитов. Он понимал, откуда происходили все вымышленные клеветы, и сгорал нетерпением уничтожить заговор, главой которого был его родной сын. Он стал входить во все сам и с особенным вниманием.