Мавры при Филиппе III

– Сдержать так клятву, – продолжала она, – значит совершенно нарушить ее и согрешить против чести. Вы обещали и клялись дон Хуану д’Агилару сделать ее счастливой, а теперь только хотите дать ей руку и имя! Так вы полагаете держать клятву, лишить Кармен всего ее счастья, всего, что она любит, осудить на вдовство и вечные слезы, а может быть, и смерть?

– Да, вы правы, – отвечал Фернандо, опустив голову, – но я не могу поступить иначе. Она будет еще несчастнее. Я лучше желаю, чтобы она оплакивала меня мертвого, чем ненавидела как изменника. Я чувствую, что у меня не станет сил скрыть любовь, которая таится в моем сердце. Я изнемогаю от нее.

– Но вы сумеете победить себя! Вы должны управлять своим сердцем. У вас достанет твердости страдать, лишь бы она была счастлива.

– Нет! это невозможно!

– Невозможно? – повторила Аиха с презрением. – Невозможно иметь твердость?.. Но у меня же достает ее, а я – женщина!

При этом слове Фернандо вскрикнул от восторга и протянул к Аихе руки.

– Молчите! Молчите! – продолжала она. – Это слово вырвалось нечаянно… Оно покрывает меня стыдом, но я не пожалею, если оно придаст вам твердости.

– Теперь мне все возможно! Приказывайте.

– Хорошо, слушайте. Я, так же как д’Агилар, вверяю вам счастье Кармен, моей сестры и друга. Все ваши минуты пусть будут посвящены ей и ее счастью: пусть ваши силы будут устремлены на то, чтобы скрыть и забыть другую любовь. Вы завтра же уедете с ней. Я попрошу королеву доставить вам по вашим заслугам место губернатора в Валенсии или Гранаде.

– А вы, Аиха?.. вы?

– Я? Я вам скажу: поступая так, вы оправдаете меня в моих собственных глазах. Чувством, за которое я сейчас краснела, я буду гордиться, видя, что предмет его – предмет достойный. Поезжайте, Фернандо, и возьмите мое уважение и дружбу, а обо мне не беспокойтесь. Я уже привыкла к несчастью. Если оно будет свыше сил моих, вы, в утешение себя, скажете: я не один страдал!

– Я повинуюсь! – вскричал Фернандо вне себя. – Буду достоин вас! Я докажу свою твердость клянусь вам, что Кармен будет счастлива, хотя это будет стоить всей моей крови…

– Тише! – сказала Аиха, прислушиваясь. – Вы не слышите шорох?

– Нет.

– Прощайте, – сказала она, – уже поздно! Прощайте до завтра.

Фернандо уехал.

– Странно! – подумала Аиха, оставшись одна. – Мне показалось, будто кто ходит по комнате.

И она приподняла драпировку, но там никого не заметила. Неужели она ошиблась? Однако ошибки не было.

Кармен, примеряя подвенечное платье, услышала стук знакомого экипажа. Поспешно кончив наряд, она тихонько пошла в гостиную и хотела неожиданно обрадовать Фернандо, показавшись ему первому в этом наряде. И лишь только приподняла одну драпировку, как услышала свое имя.

Глава VII. Болезнь

Вместо невесты вошла графиня д’Альтамира, совершенно расстроенная и испуганная. Был ли ужас действителен или притворный, неизвестно, только графиня объяснила, что племянница в сильной горячке и страшном бреду, говорит бессвязно и беспрерывно плачет и что необходимо принять быстрые меры.

Фернандо, Аиха и Пикильо бросились к Кармен, а гости стали разъезжаться, удивляясь такому необыкновенному случаю.

– Они только обо мне и думают! – подумала она и стала подслушивать, но в несколько секунд все ее счастье рушилось. Она видела, правда, что имеет самую благородную и великодушную подругу, но эту подругу любит Фернандо и она его также.

Бледная, белее своего подвенечного платья, бедняжка выслушала свой приговор и чувствовала приближение смерти. Она хотела закричать: «Неблагодарные! Я прощаю вам… пусть лучше я умру!», но голос замер на ее устах. Боясь упасть в обморок, она отступила шаг назад; в это время Аихе послышался шорох. Пока уезжал Фернандо и они прощались, Кармен в беспамятстве вернулась в свою комнату и просила у Бога смерти как милости.

На другой день в доме герцогини Сантарем заметно было большое движение. Слуги суетились и бегали повсюду. Королевские пажи принесли невесте подарки королевы. На дворе музыканты того полка, которого командиром был Фернандо, играли торжественные и веселые пьесы. К крыльцу подъезжали беспрерывно экипажи всей испанской знати.

Графиня д’Альтамира приехала первая и, как родственница, прямо прошла в уборную невесты.

Аиха была в зале бледная, но очаровательная. С улыбкой на губах, с бриллиантами на голове и со смертью в сердце, она принимала гостей как хозяйка. В одно время из двух противоположных дверей вошли: Фернандо в богатом платье и украшенный знаками гранда Испании и молодой аббат Луи Аллиага. Фернандо только и видел одну Аиху; он ужаснулся ее бледности, но, встретив ее взгляд, снова пришел в бодрость. Все ждали выхода невесты.

Взоры всех присутствующих были устремлены на дверь. Наконец она отворилась.

– Это нехорошо, Пикильо! – сказала Кармен. – Я хотела, чтобы ты придал мне твердости, а между тем ты сам так слаб! Поди сюда… и вы, друзья мои… сядьте ближе… Я чувствую еще слабость и не могу громко говорить.

Она остановилась, как будто собираясь с силами, но на самом деле хотела скрыть свое волнение.