Мавры при Филиппе III

Герцог Уседа остался совершенно смущенный.

Пикильо подошел к нему и, пристально взглянув в глаза, произнес:

– Вы сами желали, чтоб я был монахом. Не вините же никого в этом, но помните, что вы напрасно выгнали меня из своего дворца. Бывают случаи, что и маленький человек необходим большому.

Между тем герцог Лерма, встревоженный и испуганный всем до крайности, побежал к брату Сандовалю, которого нашел в большом восхищении. Великий инквизитор полагал, что любовь короля к Аихе уничтожила влияние королевы, а потому и надеялся, что теперь можно привести в исполнение давно задуманный проект об уничтожении мавров. Но Лерма доказал им, что в настоящее время обстоятельства еще менее благоприятны, потому что любовь короля к Аихе, дочери Деласкара д’Альберика, становилась новой преградой. Надо было подумать не о ничтожных внутренних врагах, а о настоящем неприятеле, который подходил извне и угрожал всей монархии. И он рассказал о протестантской Лиге, славу которой составлял король Французский и признавался, что при настоящем состоянии армии и казны нельзя будет загородить Генриху дорогу в Мадрид.

– Так само Провидение доставит нам какое-нибудь средство! – вскричал инквизитор.

– Папа, инквизиция? – возразил министр. – Нет, тут нельзя на них надеяться.

– Но если буря минует, если она отвратится прежде, нежели успеет поразить, согласны ли вы будете помогать нам в великом деле во славу веры и отечества?

– О! тогда конечно… – отвечал министр.

Он в эту минуту был согласен на все.

– Так поклянитесь, что если войны не будет, если дела с Францией устроятся, вы приступите к изгнанию мавров.

– Клянусь.

– И посвятите этому делу все наши условия, все средства государства.

– Клянусь.

– Ну хорошо, любезный брат. В таком случае есть надежда. Бог защитит нас.

И Великий инквизитор пошел молиться, а Лерма стал думать, как оградить себя, если уж нет средств спасти Испанию. Он уже два года принадлежал к духовному званию. Он мог бы лишиться места министра, но кардиналу еще оставалась надежда быть папой, Лерма очень желал добиться кардинальства. Он уже хлопотал в Риме, но теперь нужно было подвинуть скорее это дело, и потому он поспешил писать в Рим.

Между тем Пикильо вышел из дворца свободным и имел сильное покровительство. Другой бы на его месте был ослеплен счастьем, но он не был честолюбив. Духовник королевы, почти властелин над Лермой, потому что имеет важные тайны, он, сын Геральды, мавр, бродяга, может быть так же могуществен, как сам министр и инквизитор, и это его не занимало! У него была одна только мысль: спасти Аиху, если еще не поздно.

Прежде свидания с обожаемой сестрой Пикильо поспешно отправился к графине д’Альтамире, но та была больна и никого не принимала.

– Она должна принять меня! – строго возразил монах. – Скажите ей, что я Луи Аллиага.

Имя это, вероятно, и здесь произвело особенное впечатление, потому что через несколько минут отец Луи Аллиага был в покоях графини.

Глава V. Хрустальный флакон

Графиня действительно была нездорова, что доказывала бледность лица и впалые глаза. Она очень переменилась.

– Это вы! – сказала она Аллиаге. – Какими судьбами?

– По вашему делу, графиня. Я сейчас вам объясню. Вышлите вашу горничную.

– Для вас, почтеннейший отец? – спросила графиня с насмешливой улыбкой.

– Нет, для вас!

Графиня приказала горничной выйти.

Когда двери затворились, Аллиага продолжал:

– Графиня, вы дали клятву погубить девушку, которую я поклялся защищать. Эта девушка – моя сестра, Аиха.

– Что за мысль? – сказала графиня с надменной улыбкой. – Для чего мне давать клятву погубить герцогиню Сантарем! Ей не нужно моего содействия… она любимица короля…

– Да, она любимица короля, но сумеет оградить свою честь и доброе имя, – перебил Пикильо. – Вы хорошо сказали, она не нуждается ни в чьем содействии. Но нелегко ей оградить свою жизнь от покушений подлых убийц.

– Что вы говорите? – вскричала, вздрогнув, графиня.

– Ваше встревоженное лицо достаточно объясняет все, что я хочу сказать. Но мы здесь не в монастыре у иезуитов.

– В самом деле, вы уже вышли? – сказала графиня, стараясь быть спокойной. – Говорят вы бежали оттуда?

– Да, графиня, у всякого свой вкус: мне там не понравилось. Но есть знатные дамы, которые в этом отношении не похожи на меня… Однако оставим в покое иезуитов и их обычаи, зачем намеки и извороты! Будем лучше говорить откровенно. Аиха вам мешает, и вы поклялись уничтожить ее.

– Я! – вскричала графиня с негодованием.

– Вы хотите убить ее…

– Послушайте, какая клевета…

– Отравить!

– Сеньор Пикильо! Ваша новая одежда не защитит вас. Я жестоко накажу за это оскорбление.

И она хотела позвонить, но Пикильо схватил ее за руку и принудил сесть.