Читаем Мавры при Филиппе III полностью

– Что такое?.. Я ничего не понимаю!

– Это потому, – говорила она, приходя в себя, – что я сумасшедшая!.. У меня здесь и здесь (и она приложила руку к сердцу и к голове) бывает такая боль, что я часто думаю о смерти… Но это пройдет, клянусь тебе. Успокойся, братец.

– Нет, я не могу быть спокойным. Ты помнишь… с того времени, о котором я тебе говорю… не была ли ты где-нибудь вместе с графиней? Не принимала ли чего из ее рук… какого-нибудь питья?

– Нет!

– Странно, а яд употребляли! – вскричал Пикильо.

– Покажи мне его. Я хочу посмотреть из любопытства.

– Посмотри.

– Странно! – сказала она, рассматривая хрустальный флакон и приподнимая его.

– Что ты хочешь делать?

– Мне хочется его разбить.

– Нет, не разбивай. Он необходим для страха графини и улики в ее преступлении.

– Ну, так я спрячу его.

– Пожалуй, но только будь осторожнее.

– Не беспокойся, братец, я всегда осторожна.

Но Пикильо, несмотря на это обещание, продолжал наблюдать, и чем ближе месяц подходил к концу, тем более казалось, что болезнь Аихи развивается все сильнее и сильнее. И, кроме брата, никто не замечал этого. Оставалось два дня до свадьбы, и королева, принимавшая живое участие в этом деле, хотела почтить эту свадьбу своим присутствием и желала, чтобы она совершилась с приличной пышностью в дворцовой церкви. Об этом она сказала своему духовнику, которого с первой минуты приняла очень благосклонно.

Накануне свадьбы Кармен Пикильо отправился в инквизицию за получением бумаг на должность духовника королевы. В приемной было мало народа. Но в числе толпы какой-то незнакомец, только что вошедший в приемную, заметив, что у двери кабинета теснится много народу, вдруг вскричал:

– Пустите! Пустите!..

Толпа с удивлением раздвинулась, и незнакомец вошел медленно в кабинет.

Через некоторое время дон Мануэло Эсковедо выдал отцу Луи Аллиаге документ.

В это время незнакомец вышел так же важно, как и вошел.

– Вы знаете лично этого господина? – спросил Аллиага у правителя дел.

– Нет. Знаю только, что он француз Равальяк и теперь возвращается во Францию.

<p>Глава VI. Пожертвование</p>

Не одна Аиха была предметом опасений для Пикильо. Его тревожило и состояние Иесида, который очень переменился с тех пор, как воспользовался приглашением королевы. Никто не знал, чего он желает. Но бедного Иесида нельзя было узнать. Он, первый из красавцев Испании, день ото дня сох и худел, характер его, постоянно добрый и веселый, обратился вдруг в мрачный и брюзгливый. Сердце его, истерзанное страданиями, готово было разорваться на части.

– Разве ты не любишь меня, Иесид? – говорил часто Пикильо. – Ты не хочешь моих утешений? Скажи мне, что с тобой?

– Не могу! – отвечал Иесид. – Но не отходи от меня, будь со мной, мне легче.

Пикильо служил Аихе и Иесиду как будто опорой и утешением, но одно слово отца пробудило Иесида от оцепенения.

Д’Альберик писал: «Приезжай тотчас, сын мой! Ты мне нужен».

Как ни велико было, по словам Фернандо, честолюбие Иесида, но он тотчас же объявил Аихе о письме отца и в тот же день уехал. Это было накануне свадьбы, и Аиха была занята распоряжениями, которые она приняла на себя.

В этот же вечер она приказала никого не принимать и сидела с Кармен, слушая ее разговоры о своем счастье. Бедная Аиха исполняла долг преданности и имела столько духа, чтобы слушать и улыбаться. Доложили, что швея просит сеньору Кармен примерить принесенное подвенечное платье. Невеста вскрикнула от радости и на прощание поцеловала Аиху.

Аиха тоже обрадовалась, но только ее уходу. Она вздохнула свободнее и, опустив голову на грудь, предалась своим мечтам.

Скоро стук подъехавшего экипажа пробудил ее, и, несмотря на данное приказание, вошел Фернандо. Жениха нельзя было не принять.

– Извините, герцогиня, – сказал он со смущением. – Мне сказали, что Кармен здесь.

– Она сейчас вышла примерить подвенечное платье.

С минуту оба молчали, и это еще более привело Фернандо в замешательство. Аиха казалась спокойной. Она поспешно завела разговор о предстоящем торжестве и чести, которую оказывает королева. Потом стала говорить о Кармен, о ее красоте и в особенности о преданной любви к своему жениху.

Фернандо все молчал, опустив глаза на землю.

Наконец Аиха, указав на стрелку часов, произнесла с улыбкой:

– Однако теперь уже поздно, и жених всегда забывает время в доме невесты. Завтра вам нужно быть здесь рано.

И она встала.

Фернандо тоже встал и хотел идти, но вдруг остановился и сказал:

– Выслушайте меня! Я исполняю то, что вы требовали… Жертва завтра будет принесена… Верный чести и долгу, я держу слово, данное д’Агилару и вам… но больше не требуйте от меня.

Аиха взглянула на него с удивлением.

– Да, я устоял против всех терзаний, – продолжал он. – Я имел столько силы, что мог жить для того, чтобы сдержать клятву и дать руку и имя дочери д’Агилара. Но завтра Аиха… завтра я перестану страдать. Прощайте.

– Фернандо! – вскричала она, – останьтесь!.. Я вам приказываю.

Фернандо остановился.

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги